Сечевой казак отнюдь не хлебороб и не торгаш; обрабатывать землю, за беспрерывной войной, он не мог; заниматься торговлей считал низким делом для себя, оттого слово «крамарь», то есть мелкий торгаш, у него было даже бранным словом, обидным для «лыцарской» чести. На старых картинах прошлого столетия, дошедших до нас с различными подписями, читаем:

При таком воззрении на честь сечевому казаку оставалось одно дело – война, а в мирное время – веселье да широкий разгул, по пословице «Воля та отвага або мед пье, або кандалы тре». Этим запорожцы весь мир удивляли. Особенно большое веселье бывало у них после возвращения из военных походов. Тогда казаки, прибыв в Сечь, в течение нескольких дней ходили по улицам и, как пишет Самуил Величко, «тешились непрестанными арматными и мушкетными громами, весело гуляли и подпивали»[645], водили за собой огромную толпу музыкантов и сечевых певчих-школяров, везде рассказывали о своих военных подвигах и удачах, неустанно танцевали и в танцах выкидывали всевозможные фигуры. За ними несли в ведрах и котлах различного рода «пьяные напитки», как то: горилку, пиво, мед, наливку, варену, представлявшую собой смесь водки, меду, сушеных фруктов, преимущественно изюма, винограда, груш, яблок, вместе сваренных с имбирем и другими в этом роде пряностями. В это время всякого, кто бы ни ехал и кто бы ни шел, будь то знакомый или совсем неведомый человек, гулявшие рыцари приглашали в свою компанию и угощали напитками и закусками, и плохо тому, кто осмелится отказаться от предлагаемого дарового угощения: того изругают ругательски и с позором прогонят вон. От сечевых казаков не отставали и зимовчаки-казаки: они распродавали в это время собственную добычу – товары, рыбу, зверей, птиц – и, зараженные общим веселием, также гуляли и веселились, то есть «пили и музыку водили». В течение нескольких дней подобного гулянья казаки пропивали и все добытые ими на войне деньги, и всю захваченную у неприятеля добычу, и даже под конец входили в долги. Этим веселым настроением казаков отлично пользовались сечевые шинкари и крамари: они покупали у гулявших всякое добро за дешевую цену, а потом продавали его в другое время тем же казакам с большим барышом; впрочем, часть полученного барыша и они должны были нередко пропивать вместе с гулявшими казаками.

Пропив деньги, добычу, набрав и в долг всякой всячины, казаки под конец прибегали и к другим средствам, чтобы продлить свое веселье, ибо «не на те казак пье, шо е, а на те, шо буде». Дело в том, что в Сечи существовал особого рода обычай, по которому дозволялось грабить имущество шинкарей, крамарей или мясников, слишком повышавших цены на свои товары против установленной войском нормы. Пользуясь этим правом, пропившиеся казаки, собравшись в числе около ста или более человек, бросались на имущества виновных и все, что находили у них, – продукты, деньги, водку, платье – брали себе; больше всего, разумеется, набрасывались они на горилку: разбив бочку или высадив в ней дно, казаки или выливали водку прямо на улицу, или забирали ее во что попало и продолжали пить[646].

Отдаваясь полному разгулу в минуты всеобщего веселья, особенно после счастливых походов на неприятелей, запорожцы, однако, не забывались до того, чтобы ставить пьянство и разгул в достоинство приличному казаку и особенно состоявшему на службе старшине. От 1756 года, 28 января, до нас дошел «крепкий приказ» кошевого атамана Григория Федорова Лантуха с товариществом самарскому полковнику Ивану Водолазе за то, что он, как говорится у Феодосия, «по своему безумию, помрачившись проклятыми люлькою и пьянством, войсковые универсалы презрел и грабительство учинил, чего ради в Коше войска запорожского низового определено его за таковие безрассудие поступки и войсковых универсалов презрение, яко недоброго сына, зрепремандовать»[647].

Как бы то ни было, но в общем домашняя жизнь сечевых казаков была слишком проста и очень скромна. Зуев пишет в «Месяцеслове»: «В запорожской черни снискание богатства нимало не уважалось: почитая нужды свои в одном токмо, воинском и промышленном орудиях, не знали они роскоши ни в платье, ни в украшении, ниже в самой пище, которую хозяин и хлопец имел всегда одну и всегда почти одинаковую». «Запорожцы, по казацкой пословице, як мали диты: дай багато – все зидийть, а дай мало – довольни будут». На простоту и воздержность в жизни запорожцы смотрели как на одну из важнейших и необходимейших причин их непобедимости в борьбе с врагами; оттого и поется в их думах:

Скромность жизни запорожских казаков сказывалась во всем: когда они ездили в Петербург, в 1755 году, то на кошевого, двух старшин и нескольких казаков во время всей дороги, трехмесячной жизни в столице и угощения знакомых издержали всего лишь 60 рублей и горько жаловались на дороговизну столичной жизни в письмах, адресованных в Сечь; когда они угощали крымских и русских чиновников, во время размежеваний пограничных земель, в 1764 году, то израсходовали для этой цели всего лишь 17 р. 33 к., хотя по приказу Коша отпускали все по требованию комиссаров и депутатов; когда они отправлялись в поход, то забирали с собой несколько горшков тетери, толокна, то есть круто сваренной каши, пастремы, то есть высушенной и завяленной на солнце баранины[648]. Свидетелем простоты жизни сечевых казаков был генерал Петр Абрамов Текели, разрушивший, по повелению императрицы Екатерины II, Запорожскую Сечь. Платя за зло добром, запорожцы предложили генералу отобедать с ними; генерал принял предложение, но должен был есть кушанья из деревянного корыта и деревянной ложкой; генералу, обратившему внимание на такую простоту жизни казаков, запорожцы отвечали: «Хоть с корыта, так досыта, а хоч с блюда, та до худа»[649] или, по другой версии: «У нас хоть с корыта, так досыта, а вы с блюда, зато худо». Богатство и роскошь у запорожских казаков, по справедливому замечанию историка Скальковского, выражались тем, что у некоторых отдельных личностей, преимущественно войсковых старшин, имелись серебряные чарки, посудцы, хрустальные креденцы для водки, добываемые ими на войне или получаемые в подарок в столице. Побывав в столице, одаренные там вельможами, а иногда и самой царицей, запорожские старшины, по возвращении в Сечь, иногда меняли свои кожухи на полушелковые и бархатные кафтаны, свои кабардинки на соболевые шапки, деревянные «черпала» на серебряные ложки, а самоделковые «михайлыки» на дорогие чарки; но все это относилось преимущественно к старшине, масса же запорожского войска, по замечанию названного историка, держалась первобытной простоты, и вся роскошь ее выражалась в обилии рыбы, вареников, сырников, галушек, мяса, горилки, меду, пива, подчас венгерского и крымского вина, но всего больше любимого напитка вареной[650].