— В доме «Святой Николай» на улице Сент-Джонс? — он продолжал буравить меня маленькими колючими глазками. И я опять кивнул. — И возвращается сегодня утром с дежурства? — офицер снова уткнулся в карты. — Интересно было бы посмотреть.

— Можете прийти и посмотреть, — недовольно хмыкнул я.

— Значит, приглашаешь? — он хитро подмигнул. Настало время вскрывать карты. Он открыл карты: король пик, дама пик, среди карт борда лежали десятка пик, семёрка пик, тройка пик — флэш. Канинхен победно сгрёб монеты — около полфунта. — А вот и воспользуюсь твоим приглашением.

И я проиграл, скрасив своё поражение ещё одним глотком виски и бросив свои карты в отбой, даже не вскрыв их.

— Хорошо иметь связи в порту, — он завистливо проследил за моим глотком, однако почему-то не последовал моему примеру. «Странно», — подумал я, но у пьяных свои резоны.

Наш «камерный» вечер был прерван пронизывающим всё тело воем противовоздушной обороны.

— Нам пора, Шатопер, — вздохнул Канинхен и, покачиваясь, встал из-за стола.

На неуверенных ногах мы проследовали к выходу. Постовой захлопнул за нами дверь, и через несколько минут ведомый бравым британцем я оказался в убежище. Мы нашли пустой уголок в одной из ниш и устроились на деревянной лавке. Конечно, мы были в разных весовых категориях по бойцовским качествам в борьбе с «огненной водой»: я прикрыл глаза, и больше они не открылись. В ближайшем времени.

Время истекло — и я проснулся. Лучше бы не просыпался: всё равно меня окружала темнота, но прибавилась головная боль и ощущение тошноты в груди. Позвал Канинхена — никто не ответил. Ушёл? Закрыл глаза, полежал ещё немного, собрался с силами, встал. Слабый свет из коридора указывал путь к выходу. Равнодушный взгляд служителя проводил меня наружу.

Зажмурился — солнце уже поднялось. Меня мучила жажда. Пройдя пару кварталов по направлению к акведуку, увидел хвост очереди за водой: кто с бочонком на тележке, кто с канистрой в руках. Подошёл к началу очереди и подобрал жестяную кружку около трубки с вытекающей водой. Немолодая женщина, первая из очереди, позволила наполнить кружку. Жадно припал к жестянке: родниковая вода за время своего бега с гор по трубам акведука приобрела вкус ржавчины и чего-то кислого. Но для меня сейчас это была живительная влага. Утолив жажду, отправился домой. «Святой Николай» стоял на своём месте. До сих пор не могу понять, как можно жить, зная, что, возвращаясь каждый раз из убежища, тебе, возможно, не суждено увидеть собственного крова — только груду камней и досок.

Я прождал Надэж, однако она не появилась ни утром, ни днём. Прождал весь день. К вечеру меня охватило беспокойство. Но где её теперь искать? В госпитале искать бессмысленно: я уже искал. А если она погибла при бомбёжке? Я похолодел: неужели ещё один человек ушёл из моей жизни? Неужели даже эфемерная надежда растаяла безвозвратно? Тогда куда идти? К Канинхену? Может быть, он чем-то поможет мне? Ведь он служит в полиции, пусть даже и в военной. Он должен знать. Больше у меня не было вариантов, и я снова отправился в отдел военной полиции: моя память подсказывала мне, что сегодня у моего англичанина должно быть ночное дежурство. Вот, наконец, и знакомая дверь, и опять недовольный голос из-за неё, и опять я назвался де Шатопером. На этот раз дверь открылась сразу же, и через минуту я попал к Канинхену. Тот встретил меня в хорошем настроении, даже встал, показав на колченогий стул. Быстро плюхнувшись на него, я начал с места в карьер:

— Господин сублейтенант! Вы должны мне помочь. Разыскиваю мою соседку — мадам Надэж Лаваль. Помните, я рассказывал Вам про неё прошлой ночью?

Он удовлетворённо хмыкнул, самодовольно блеснув глазами. Закурил. Я ждал, нетерпеливо подёргивая коленом, но он не торопился, как будто предвкушал что-то. Наконец, ответил:

— Во-первых, Шатопер, приношу тебе благодарность от имени Его Величества за оказание помощи в поимке особо опасного преступника, — для пущей убедительности он положил ноги на соседний стул и блаженно потянулся.

Оторопев, я смотрел на него: «О чём он говорит? Какой особо опасный преступник? Он в своём уме?» Колено прекратило трястись.

— А во-вторых — мадам Надэж Растиньяк, по мужу мадам Лаваль, находится здесь, — торжественно заявил Канинхен.

— Как здесь? Почему? — мне показалось, что мой мозг замер. Ни единой мысли — только страх, страх за Надэж: просто так в полицию не попадают.

Офицер, развернувшись боком к столу и не глядя на меня, пускал дым в потолок. Наверное, он чувствовал, что начинает превращаться в живой памятник британскому сыскному гению. Возможно, Канинхен ожидал жарких расспросов и дифирамбов в свой адрес, но я молчал. Через несколько секунд он удивлённо повернулся ко мне, увидел моё лицо — на мне застыла маска непонимания. Сублейтенант поморщился: «Эти лягушатники — не самые интеллектуально развитые существа на той стороне Канала». Пришлось ему пуститься в объяснения, но это тоже было частью его триумфа перед глупой публикой.

— Они полгода не могли её поймать. Но стоило взяться за дело мне, и дело в шляпе, — он подмигнул мне. — С твоей помощью, Шатопер.

Мой мозг ожил, и в этот момент я, действительно, почувствовал себя Шатопером — самовлюблённым предателем прекрасных дам. Значит, Надэж обвиняют в чём-то страшном, а я её выдал.

— Что она совершила? — глухо пробормотал я.

— Ничего особенного, — хохотнул англичанин. — То, о чём мечтает каждая вторая благоверная на этом свете. Мадам Лаваль пристукнула своего муженька, — но, не увидев никакой реакции на моём лице, Канинхен перешёл на более серьёзный тон. — Это, конечно, тайна следствия, но тебе можно доверять, Шатопер, — я стиснул зубы. — Они почти постоянно ссорились, об этом знали все соседи. И в один прекрасный день… — он вздохнул, потом пробормотал как будто про себя: «Разве могут быть на этом острове под постоянными налётами прекрасные дни? Вот до войны…» — сублейтенант мечтательно закатил глаза, но, вспомнив, что отвлёкся от темы, прокашлялся и продолжил свой рассказ: — В один прекрасный день месье Лаваль исчез. Никто его с тех пор не видел. Кроме того, исчезли все его вещи. Среди убитых в результате бомбардировок он не значится. На допросе мадам Лаваль вела себя нервно. Исчезновение супруга объясняла его поспешным отъездом на каком-то пароходе. На каком,