могут ожидать от вин. Но мы все здесь, чтобы поддержать тебя. Мне бы очень хотелось послушать, что ты планируешь сказать, – добавляет она.

– Я готова! – говорю я, доставая из кармана свой восстановленный блокнот. – Можете на меня положиться, у меня все получится.

– Очень хорошо, – говорит Ирен с грустью в глазах.

– Только быстро, хотя… эм, Джеймс? – говорю я, и он поднимает голову, при этом его руки все еще в крошках.

– Да?

– Можешь уделить мне пару минут?

– Конечно, – медленно отвечает он, затем кивает в сторону кухонного холодильника. – Мне еще нужно достать салатный цикорий.

Я иду за ним, и ледяная обстановка холодильника кажется весьма подходящей для нашего разговора, но я смело запускаю руку в фартук и достаю свой маленький сюрприз. Он крохотный, но идеальный.

– Белый гриб? – улыбается он.

– Ну, я вспомнила, что в ту первую неделю, когда мы ходили за провизией, Анис сказала, что они твои любимые… Это же так? – я сразу же начинаю терять уверенность в себе.

– В этом году они рано созрели, – замечает он. – Как ты поняла, что искать?

– Читала твою книгу по поиску съедобных растений. Я очень боялась, что ошибусь, но вот сетчатый узор на ножке, верно?

– Верно, – мягко говорит он.

– Я знаю, что на этой неделе у тебя было очень много работы, поэтому я сама вернулась в дубовую рощу рядом с твоим домом.

– Правда?

– Ну, в книге написано, что их нужно срывать сразу, как появятся, иначе до них доберутся черви и слизни. Так что… Извини, не знаю, что делать с одним грибом…

Я чувствую, как внутренне сжимаюсь. И злюсь на себя. Что я думала произойдет? Это один гребаный гриб.

Джеймс направляется в левую часть кухни и поднимает крышку картонной коробки, которая, как я с ужасом вижу, до краев заполнена белыми грибами.

– Можешь положить его сюда, – предлагает он, и я послушно кладу свой крошечный гриб рядом с мощными экземплярами, которые, должно быть, привезли вместе с овощами сегодня утром.

– Мне очень жаль, – решительно заявляю я. – За все. За дурацкий крошечный одинокий белый гриб и за то, что мой не-совсем-парень приехал. За всю эту ложь. – Я слышу, как Джеймс выдыхает и качает головой, а потом все это срывается с моих губ. – Мне так жаль, – говорю я. Ты не обязан мне верить, бог знает почему ты должен верить, но, честно говоря, я думала, что никогда больше не увижу Тима. Появиться здесь вот так? Это в его духе. Мне следовало быть с ним пожестче.

Джеймс смотрит в потолок холодильной камеры, и я продолжаю, потому что он хотя бы слушает, а у меня уже не будет другого шанса.

– Я знаю, что запутала тебя. Я говорила тебе, что мы не вместе, но чисто технически мы были вместе, – говорю я, и мой голос немного дрожит, когда я произношу: – Но это было неофициально. Я не испытывала глубоких чувств к Тиму. В этом и был весь смысл. Просто тусоваться и не думать о том, станет ли это серьезным. – Вот это прозвучало не очень хорошо.

Он смотрит на меня, и я вижу, что он просто ждет, когда я закончу, поэтому я говорю последнюю правду:

– Это не похоже на то, что было с тобой. Совсем не похоже на то, что было с тобой. Прости меня, я не самый открытый человек. Я должна была ясно выразить свои чувства. Моя лучшая подруга говорит, что это потому, что я не верю, что люди достаточно заинтересованы во мне, чтобы волноваться о том, что я чувствую.

Он слегка покачивает головой. «Ты правда так думаешь?» – спрашивает он.

– Я не знаю. Может быть.

– В любом случае поступила ты дерьмово.

– Я знаю, – говорю я, пытаясь заглушить нарастающую тревогу. Я не могу исправить все, что я уже натворила, но очень хочу исправить эту ситуацию. – Что касается Тима. Я хочу, чтобы ты знал, что мои чувства к тебе были на сто процентов настоящими. И сейчас на сто процентов настоящие. И какая бы фигня ни была у нас с Тимом, все кончено. По-настоящему.

Джеймс смотрит на меня, ищет взглядом мои глаза, и я собираю все свои силы, чтобы выдержать его взгляд. Мне нужно, чтобы он увидел эту часть. Эта часть – правда. Его лицо слегка смягчается:

– Но как ты и говорила все это время, ты скоро уезжаешь.

Дверь холодильной камеры распахивается, и там стоит Анис, сверля нас взглядом.

– Мне нужно пойти переодеться. Удачи тебе сегодня, – говорю я, в последний раз улыбаясь с извинениями в глазах, и он улыбается в ответ. Что касается Тима, то здесь, по крайней мере, есть некоторый прогресс.

Я проскальзываю в туалет для персонала, чтобы нанести макияж, зачесываю волосы назад в тугой низкий пучок и пытаюсь выглядеть так, чтобы сразу было понятно: я старалась. Я тянусь к вешалке с длинным черным шелковым платьем, которое мне щедро одолжила Ирен. Вынимаю его из чехла и аккуратно, чтобы не помять, натягиваю через голову, позволяя легкой, объемной ткани коснуться моих ног чуть выше туфель. У него простой V-образный вырез, немного в стиле двадцатых годов, с юбкой, ниспадающей от талии, и небольшим украшением из серебряной нити вокруг выреза. Оно сидит довольно хорошо и не выдает валики жира у меня на спине из-за слишком тесного бюстгальтера, но немного больше, чем мне хотелось бы, обтягивает живот. Хотя, думаю, ничего такого, что фартук не смог бы прикрыть.

Я опускаю веко, провожу коричневым карандашом вдоль его основания и наношу достаточно черной туши для ресниц, чтобы они не слипались. Мажусь нюдовым блеском для губ, который нашла в глубине шкафа в ванной, делаю глубокий вдох и смотрю в зеркало.

– Ты зашла так далеко, Элизабет Финч. Так далеко. У тебя все получится.

Я достаю телефон, чтобы проверить время, а там сообщение от Хизер, в котором просто написано: «Доделываю кое-какие дела. Давай поговорим в начале следующей недели. Мне будет что тебе рассказать…»

Я хочу быть с Хизер. Теперь я понимаю, какую работу она проделывает: она знает не только какую-то винную карту, но сотни и тысячи вин, их происхождение, способы выращивания. Она может отличить малину от крыжовника с первого нюха, и хотя раньше я этого не понимала, теперь я вижу, что каждый раз, когда она доставала «Кьянти» к нашей пицце или «Сект» перед вечеринкой, она не просто предлагала мне выпить, она делала все лучше. Так она проявляла свою любовь. Я не могу дождаться, когда смогу показать ей,