– Пожалуйста, не перебивай, – говорит она, пока дождь усиливается, и мы забираемся под тент, насколько это возможно.

– Ладно, ладно, прости. – Я чувствую нарастающий страх. Что меня ждет?

Хизер машет рукой водителю, чтобы он подождал, затем лезет в сумочку и достает оттуда то, что выглядит как старый полароидный снимок.

– Мачеха прислала мне коробку с вещами около года назад. Она разбирала папины вещи и подумала, что они мне пригодятся. Просто дурацкие фотографии. Старые книги о вине. Его часы. Все в таком духе. И там был старый дневник винного погреба, а сзади, под обложкой, была эта фотография. Не знаю, хотел ли он, чтобы я ее нашла, или забыл ее там, но я ее нашла.

Она теребит маленькую фотографию.

– И я думаю, что эта женщина на фотографии может приходиться мне тетей, – говорит она дрожащим голосом. Я помню, как мама говорила о своей сестре. Знаешь, как бывает, когда ты маленькая. Долгие годы я не задумывалась об этом. Потом однажды я спросила отца, и он сказал, что у меня нет родственников. Только он. И я подумала, что мне это привиделось. Но это не так, Птичка. Теперь я знаю, что это не так, – дождь стал сильнее, и ее голос тоже.

Я понимаю, что не ответила, но я в замешательстве:

– Тетя?

– И если я права, у нее тоже есть ребенок, так что у меня может быть двоюродный брат или сестра. Папа никогда не говорил мне, и я понятия не имею, почему. Почему он не сказал мне, что у моей мамы есть сестра? Я боялась, что на то есть какая-то ужасная причина, типа они не хотят меня знать, или что-то в этом роде, поэтому я испугалась. Но пока я была в Италии, я поняла, что обязана знать.

Я поворачиваю фотографию к свету и изучаю ее. Я узнаю мать Хизер по другим старым фотографиям, которые я видела, и ее отца в центре. Но вот женщина, стоящая по другую сторону от отца Хизер, – это Ирен. Молодая Ирен. С темными, прямыми волосами, не такими седыми, как сейчас, но это точно она. Я смотрю попеременно на мать Хизер и на Ирен. Они были так похожи. Так похожи.

– Когда я разыскала ее, я подумала, что если устроюсь на работу в «Лох-Дорн», то смогу узнать ее получше и провести с ней время. Понимаешь? А потом, по мере приближения лета, мне становилось все страшнее. Что, если есть что-то действительно ужасное, от чего меня защищал отец? Поэтому, когда Кристиан предложил мне поехать в Италию, я сбежала.

– Погоди-ка, – говорю я, беря в руки фотографию, чтобы получше ее изучить.

На этот раз я сканирую взглядом отца Хизер и чувствую, как в животе замирает. С пышными кудрями и бакенбардами в нем невозможно узнать человека, которого я знала в Плимуте, но я узнаю в нем кое-кого другого.

Отец Хизер – тот же человек, что и на фотографии в коттедже Джеймса.

Отец Хизер – это и есть отец Джеймса.

Если у Хизер и Джеймса один отец, это делает их единокровными, а не двоюродными братом и сестрой.

Это значит, что… У отца Хизер был роман с сестрой ее мамы? С Ирен?

– Господи! – говорю я, грудь у меня сжимается, и я чувствую, как из меня высасывают воздух.

– Должна быть какая-то ужасная причина тому, что отец держал меня подальше от них. Но я должна ее узнать. А теперь ты все испортила, – у Хизер в голосе слышна горечь, у нее по щеке скатывается слеза, и тут фары подъехавшей второй машины освещают муки у нее на лице.

Я не знаю, что ответить, а она уже поднесла руки к лицу и плачет.

У меня голова идет кругом. Я возвращаю фотографию Хизер. Почему, черт возьми, она не рассказала мне об этом? Она тоже солгала! Я думала, что она моя лучшая подруга. Если бы я знала, я бы никогда так не поступила. Не могу на это смотреть. Меня сейчас стошнит.

Так, нужно соображать быстро. Должна ли я сказать ей? Должна ли она услышать это от меня?

В этот момент появляется Билл с большим черным зонтом, который он удерживает против мощного ветра.

– Хизер? – мягко говорит он. – Извини, но тут приехали два такси. Оба едут в Инвернесс, поэтому я уверен, вы понимаете, что я не хочу отказываться от их услуг, если на это нет необходимости.

Хизер поднимает на него глаза, и на мгновение волны тошноты в моем желудке сменяются ужасом. Вот оно. Это начало конца.

– О, здравствуйте, – говорит Билл, внезапно осознав ситуацию. – О, боже.

Хизер, как всегда, вежливо пожимает протянутую руку.

– Что мне сказать водителям, дорогая?

И тут я вспоминаю:

– Эм, одно из такси для меня.

Билл кивает мне:

– Ты тоже уезжаешь?

Я молчу, только киваю. Я не знаю, что делать. Билл, наверное, думает, что нам обеим лучше уехать прямо сейчас, на случай, если его тоже разоблачат. Я сделала свое дело. Но что насчет Хизер? Я смотрю на нее и хочу обнять, но не решаюсь. Она в оцепенении.

– Билл, не мог бы ты оставить нас на минутку? Скажи таксисту, что я скоро подойду, – резко говорю я.

– Ладно. – Он передает мне зонт и уходит.

– Мы можем уйти из-под дождя? – я раскрываю над нами зонт. Мы обе промокли насквозь.

– Я хочу уехать.

– Хорошо, можем уехать, – говорю я.

– Я хочу уехать одна, – говорит она, всхлипывая и закрывая лицо руками.

– Хорошо, давай на минуту выйдем из-под этого дождя, а потом поедешь. – Я беру Хизер за руку и веду ее в бар. Я не могу позволить ей столкнуться с Ирен без предупреждения, а Ирен все еще в шатре, насколько я знаю.

– Можешь принести ей стакан виски? – говорю я Биллу, который вернулся и не отходит от нас с истеричным видом.

– Не лучше ли вам обеим просто уехать? – просит он.

– Да уезжаем мы, – огрызаюсь я, поворачиваясь к нему. Я расстроена. У меня нет времени на все это.

– Мне нельзя потерять работу, – говорит он в отчаянии. Я могу прикрыть его – сказать Ирен, что я обманула и Билла тоже. Я могу не упоминать о краденом вине, оставить все как есть.

– Все будет хорошо, – говорю я. Возвращайся в коттедж, ладно? Я скоро подойду.

Билл кивает, выглядя совершенно разбитым.

Я оглядываю барную стойку, за которой сидят всего несколько гостей. Бретт стоит за стойкой и смешивает коктейли. Затем