Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зал разражается взрывами хохота. Следуют аплодисменты, и несколько человек даже встают с мест. Я бросаю взгляд на персонал, который тоже аплодирует. Рокси раскраснелась и хлопает с энтузиазмом, и даже Ирен сияет.
Спасибо всем за прекрасный вечер. А теперь поприветствуйте оркестр Гранта Фрейзера, и я надеюсь, что вы будете веселиться до глубокой ночи. Всем отличного вечера.
Я ненадолго закрываю глаза и впитываю последние мгновения своего успеха, но тут же открывают их и улавливаю что-то знакомое в зале. Лицо в толпе, которого не было минуту назад, у хлопающих дверей шатра. Кудрявые волосы, уложенные набок, и большие голубые глаза, широко раскрытые от шока. Проходит мгновение, но потом я все понимаю.
Хизер. Хизер здесь.
Глава 38
Когда оркестр начинает играть, я чуть не падаю со сцены и бросаюсь к Хизер.
Ирен первой преграждает мне путь:
– Дорогая, ты была великолепна – поздравляю!
– Спасибо, – говорю я, поднимая подол платья, чтобы двигаться свободнее. – Извини, мне нужно…
– Хизер! Молодец! – говорит сияющая Рокси. – Ты просто супер. Это было так смешно! Еще и шотландское вино. Когда ты успела его заказать?
– Я не могу сейчас говорить, Рокси, – говорю я, проталкиваясь мимо нее.
– Хизер? – кричу я, как раз когда Билл пытается добраться до меня. – Не сейчас, Билл.
Я догоняю ее под фонариками, развешенными на аллее, и вижу ее лицо, освещенное экраном телефона. Она запихивает трубку в карман пальто, и мой первый порыв – броситься к ней и обнять. Я не знаю, с чего начать. Не знаю, что сказать.
– Что ты здесь делаешь? – лепечу я. Мысли бешено крутятся у меня в голове. Кто сказал ей, что я здесь? Зачем она приехала?
Она презрительно усмехается, и я хочу увести ее подальше от шатра, чтобы мы могли поговорить без посторонних. Должен же быть какой-то способ…
– Что я здесь делаю? – переспрашивает она резко.
– Я могу объяснить. Все не так плохо, как кажется.
– О, Птичка, чувствую, меня ждет увлекательная история. Рассказывай скорее. Кстати, красивое платье. У кого ты его украла?
Позади меня официанты с трудом убирают пустые тарелки, и я хочу убраться с дороги.
– Мы можем поговорить, пожалуйста! – прошу я.
– Я жду, когда за мной вернется такси и отвезет меня обратно в Инвернесс.
– Тебе нельзя ехать в такую погоду, – говорю я, а порыв ветра обдувает нас так сильно, что нам обеим становится не по себе. Я хватаюсь за свое платье, которое развевается на ветру, и смотрю на небо: молния пробивается сквозь темные тучи и на мгновение освещает долину. – Пойдем.
К счастью, она идет за мной к навесу со стороны дома – все еще на улице, но уже подальше ото всех. Я обхватываю себя руками, и у меня начинается словесный понос.
– Я знаю, что солгала. Я знаю. Мне так жаль. Просто я не знала, куда податься. Я не могла поехать к родителям, а у брата теперь есть половинка, и он не разрешил мне пожить с ним, и я не знала, что делать. Я не хотела тебя волновать. И я пошла на винную премию, и на мне был твой бейдж, а потом ко мне подошла Ирен, и я не смогла сказать ей правду, и она поверила, что я это ты, и все это росло, как снежный ком. Настоящий снежный ком. А поскольку ты говорила, что тебе не нужна эта работа и что это место – дыра в жопе мира, я подумала, что ничего страшного не случится.
– Молодец, Птичка, выставила меня виноватой.
– Я не это имела в виду. – Я кладу ладонь на ее сложенные руки, но она отталкивает меня. – Я просто хочу сказать, что ты назвала это дурацкой работенкой в жопе мира, поэтому, когда ты отказалась, я решила занять твое место. Я подрабатывала официанткой миллион лет назад, и мне показалось, что проще притвориться тобой, чем заново подавать документы на вакансию.
– Я, блин, сомелье с дипломом, Птичка. БЛИН! Какого черта? Ты бы не получила эту гребаную работу сама, и ты это знаешь. Не обесценивай мои годы тяжелой, блин, работы.
– Хорошо. Да, я знаю. Слушай, я не подвела тебя, Хизер. Я действительно много работала. Я узнала столько, сколько смогла. Хотя, конечно, я никогда не смогу знать столько, сколько ты.
Я путаюсь в показаниях. Не знаю, как объяснить свои глупые поступки, и просто хочу попросить прощения. Хочу обнять Хизер и кричать «прости» снова и снова, снова и снова, пока меня не простят.
– Мне так понравилось узнавать о винах, но меня потрясло, сколько же тебе нужно знать, чтобы быть той, кто ты есть. Это так сложно. О, Хизер, ты залегла на дно в Италии. Эта задумка казалась безобидной. Я и раньше была тобой. Ты позволяла мне притворяться тобой кучу раз.
– На вечеринках, на которые я не могла пойти! На концертах. Но, господи, это же откровенное мошенничество! – теперь она кричит во весь голос, хотя ветер и дождь скрывают это от всех, кто находится в пределах слышимости.
– Нет. Не совсем. Ирен заплатила мне наличными. Юридических проблем не будет, – быстро говорю я, как будто это может искупить хотя бы часть моей вины.
– Я так чертовски зла, Птичка. Это худшее, что ты когда-либо делала, а за эти годы ты натворила немало дерьма.
– Пожалуйста, Хизер, – умоляю я, – постарайся увидеть, чем это было на самом деле. Это просто безобидная забава. Никто не пострадал, правда.
– О, никто не пострадал, вот как, – говорит она, и глаза у нее становятся стеклянными. – Почему здесь, Птичка? Почему ты сделала это здесь?
Подождите, я что-то пропустила?
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня, и тут я вижу дикую ярость в ее глазах.
– Не волнуйся об этом, Птичка, – кричит она. – Не волнуйся ни обо мне, ни о ком-либо еще. Просто, блин, волнуйся о себе, хорошо?
В этот момент нас ослепляют огни подъезжающего такси, и я вижу в лучах его фар, что начинается дождь.
– Такси для Хизер Джонс? – раздается голос, и Хизер поворачивается, чтобы уйти.
– Не уходи! – умоляю я. Пожалуйста, останься. Нам нужно поговорить об этом. Что происходит? Пожалуйста, Хизер.
Она выдыхает, у нее в глазах стоят слезы, и что-то в ней смягчается:
– То, что ты сделала, – это полное дерьмо, но не только потому, почему ты думаешь.
– Расскажи мне, –