Адвокаты с отвращением и тревогой могли наблюдать, как каждый значимый участник команды Трампа оказывается свидетелем потенциальных провалов других участников – причем все они вступали в сговор друг с другом, чтобы придать убедительность своим версиям событий. Клиент и его семейство были в панике и пытались обороняться самостоятельно. Сиюминутные заголовки одерживали верх над сколько-нибудь долгосрочной стратегией. “Худшее, что можно сделать, – лгать прокурору”, – сказал один из адвокатов президента. Навязчивая идея Трампа, что лгать СМИ – не преступление, юридической командой рассматривалась в лучшем случае как безрассудная, а в потенциале дающая основание для судебного иска, то есть как откровенная попытка вставить палки в колеса расследованию.

Марку Коралло дали указание не только не общаться с прессой, но даже не отвечать на телефонные звонки. В конце недели Коралло, осознавший, что все это не к добру, и обронивший в частной беседе, что совещание на “борту номер один” было препятствием правосудию, ушел. (Сторона Джарванки настаивала на его увольнении.)

– Эти люди не хотят быть на подтанцовке у ребятишек, – говорил раздосадованный Бэннон, имея в виду участников системы защиты.

В свою очередь семья Трампа, невзирая на уязвимость в юридическом плане, и не думала отводить адвокатам главенствующие позиции. Джаред и Иванка помогли организовать ряд зловещих утечек информации – намеки на алкоголизм, дурное поведение, хаос в личной жизни – о Марке Касовице, советовавшем удалить Джарванку из Белого дома. Вскоре после того, как президент и его свита вернулись в Вашингтон, от Касовица тоже избавились.

* * *

Обвинения распространялись на все большее количество людей. Едкий запах новой реальности, если не сказать, фатума, исходивший от катастрофы с участием Коми и Мюллера, дополнялся всеобщими попытками в этом не замараться.

Противоположные стороны в администрации Белого дома – Джаред, Иванка, Хоуп Хикс и все более сомневающиеся Дина Пауэлл и Гэри Кон, с одной стороны, и почти все остальные, включая Прибуса, Спайсера, Конуэй и, что наиболее очевидно, Бэннона, с другой – сильнее всего различались по степени вовлеченности в стихийное бедствие с участием Коми и Мюллера (или по степени удаленности от него). Это было, как постоянно подчеркивала сторона анти-Джарванки, бедствие, которое они сотворили собственными руками. Соответственно, лагерь Джарванки стал прилагать большие усилия, чтобы не только дистанцироваться от причин катастрофы – свое участие в этой истории они теперь старались представить как пассивное или просто как выполнение приказов, – но и чтобы убедить всех, что их противники были, по крайней мере, так же виноваты.

Вскоре после того, как всплыла история с Доном-младшим, президенту почти удался отвлекающий маневр: он перенес ответственность за провал с Коми и Мюллером на Сешнса, еще сильнее преуменьшая роль последнего, угрожая ему и намекая, что дни его сочтены.

Бэннону, продолжавшему заступаться за Сешнса и убежденному, что ему удалось воинственно – действительно, с уничижительными нападками на глупость команды Джарванки – оградить себя от фиаско с участием Коми, стали внезапно звонить журналисты, каким-то образом получившие информацию об активном участии Бэннона в решении, принятом Коми.

Во время яростного телефонного разговора с Хикс Бэннон стал обвинять ее в утечках. Со временем Бэннон пришел к выводу, что эта двадцативосьмилетняя женщина всего лишь безответственная пособница президента и жалкая шестерка Джарванки, и укрепился во мнении, что теперь она глубоко увязла во всем этом безобразии, приняв участие во встрече на “борту номер один”. На следующий день, когда шквал звонков от журналистов все не утихал, Бэннон буквально наскочил на Хикс в кабинете и обвинил ее в том, что она выполняла грязную работу за Джареда и Иванку. Это столкновение лицом к лицу вскоре вылилось в экзистенциальную конфронтацию между двумя сторонами Белого дома – двумя сторонами, готовыми к настоящей битве.

– Ты не ведаешь, что творишь! – вне себя от ярости вопил Бэннон, требуя от Хикс признания, на кого она работает – на Белый дом или на Джареда с Иванкой. – Ты не знаешь, во что вляпалась! – орал он, убеждая Хикс, что, если у нее еще нет адвоката, он позвонит ее отцу и скажет, чтобы тот позаботился о юридической защите дочери. – Ты тупая, как пробка!

Покидая кабинет и переходя через холл туда, где президент мог его услышать, “громкоголосый, устрашающий, излучающий явную угрозу” Бэннон, по словам Джарванки, прокричал: “Я поимею тебя и всю вашу компашку!”, а растерянный президент робко поинтересовался: “Что происходит?”

По описанию Джарванки, после этого Хикс убежала от Бэннона, судорожно всхлипывающая и “явно напуганная”. Для остальных в Западном крыле это событие стало высшей точкой кипящей вражды между двумя сторонами. Для стороны Джарванки яростная тирада Бэннона стала уликой, которую они, как им казалось, могли использовать вместо него. Люди Джарванки убедили Прибуса сообщить о происшествии юристу Белого дома, охарактеризовав его как самый вопиющий эпизод словесных оскорблений в истории Западного крыла – или, по крайней мере, один из самых вопиющих эпизодов.

Бэннон же все больше укоренялся в мысли о том, что лагерь Джарванки в отчаянии – именно они, а не он, по полной вляпались в историю с Коми и Мюллером. Именно они паниковали и потеряли контроль над ситуацией.

За все свое последующее пребывание в Белом доме Бэннон ни словом не перемолвился с Хикс.

Трамп был настроен решительно, но при этом не любил принимать решения – по крайней мере те, что загоняли его в угол, заставляя анализировать проблему. И ни одно из решений не донимало его так сильно, причем прямо с первых мгновений его президентства, как необходимость что-то делать с Афганистаном. Эта запутанная ситуация вскоре вылилась в ожесточенное противоборство. Конфликт этот был спровоцирован не только активным сопротивлением самого Трампа аналитическому мышлению, но и разделением сотрудников Белого дома по принципу левого/правого полушария, расколом между теми, кто призывал изменить ситуацию, и теми, кто стремился сохранить статус-кво.

Сторонником изменений оказался Бэннон, неожиданно для Белого дома возвысивший свой голос в пользу мира – или какого-то подобия мира. С точки зрения Бэннона, только он да еще колеблющаяся натура Дональда Трампа препятствовали тому, чтобы обречь еще пятьдесят тысяч американских солдат на безнадежное прозябание в Афганистане.

Поддерживал статус-кво – а в идеале не просто сохранение статуса-кво, но и ввод дополнительных войск – Г. Р. Макмастер, ставший наряду с Джарванкой основной мишенью нападок Бэннона. На этом фронте главный стратег смог без труда объединиться с президентом, не особо скрывавшим своего презрения к “генералу PowerPoint”[40]. Бэннон и Трамп любили позлословить о Макмастере между собой.