РукиМарты беспомощнои бестолковозаскользилипо его спине,пальцы, ломаяногти, зацепилисьза ремень джинсов,но эти жалкиепопытки моглилишь задержать,а не предотвратитьпадение.

Онсправился сам.Наверное, техмгновений,которые смоглавыторговатьдля него у судьбыМарта, хватилона то, чтобыАрсений пришелв себя, вцепилсяв ограждение.Теперь уже он,а не она болталсямежду небоми землей, теперьуже ей предстоялосовершитьневозможное.

Упавживотом наприпорошеннуюмокрыми листьямиплощадку, Мартапротиснуласьмежду прутьямиограждения,ухватила Арсенияза левую руку.

— Тыпотерпи, я сейчас...Арсений, родненький,ты только неразжимай пальцы.— Она не знала,слышитли он ее, онадаже лица егоне видела из-заослепительно-яркихсполохов костра.— Держись второйрукой! Ну, пожалуйста!

— Немогу. Кажется,я растянулзапястье, когдахватался заперила... — Егоголос звучалспокойно, нов спокойствииэтом Мартечудиласьобреченность.

Онаего не удержит.Не удержит иуж тем болеене затащитобратно наплощадку. У неене хватит нисил, ни пространствадля маневров,ее собственноетело уже сползаетвниз по скользкойот дождя и листьевплощадке.

— Тытолько держись,я что-нибудьпридумаю.

—Марта,ты упадешь.Отпусти...

— Немогу. — Чтобыне разреветься,она до кровизакусила губу.— Если отпущу,упадешь ты. Тыуже падал из-заменя...

Онаи в самом делене могла. Немогла позволитьему умеретьеще раз. Но испасти его онане могла тоже.Оставалосьждать, когдау кого-нибудьиз них закончатсясилы...

Рядомжалобно взвылГрим, просунувголову междупрутьями ограждения.

—Грим,хватай! — Арсенийвзмахнултравмированнойрукой, и мощныечелюсти тутже сомкнулисьна его запястье.

Теперьони рычали вунисон: Арсенийот боли, а борющийсяза его жизньГрим от напряжения.Марта тожеборолась: изпоследних сил,уже почти теряясознание, онадумала толькоо том, чтобы неразжать пальцы.

—...Да чтоже это такое?!— В ее наполненнуюболью и борьбойреальностьпробился сиплыйголос, а ускользающеезапястье Арсенияперехватилажилистая загорелаярука. — Отпускай,Марта! Я егодержу!

Онане могла егоотпустить. Немогла разжатьсведенныесудорогойпальцы.

— Эх,грехи мои тяжкие!— В голосе, знакомоми незнакомомодновременно,добавилосьхрипотцы. —Держись, парень,я сейчас... толькоперелезу черезограждение...ты ж не сможешь,как Марта... междупрутьями...Подождите,дети, я сейчас...

Мартаупустила момент,когда всезакончилось,когда боль вмышцах и связкахсделалась чутьслабее, а головабольше не гуделаот напряжения.

— Все,девочка, можешьотпускатьсвоего дружка.— Щеки коснуласьсухая, вся втрещинкахладонь Акима.— Вытащили мыего.

Вытащили!Ей хотелоськричать отрадости, хотелосьобнимать ицеловать ихвсех сразу:Арсения, Акимаи Грима, но силне было. Силхватило лишьна то, чтобынекрасиво, наколенках, подползтик Арсению, заглянутьв его серое отболи лицо.

— Дочего ж ты упрямая,Марта! — Левойрукой он пыталсяодновременногладить радостнопоскуливающегоГрима и придерживатьповрежденнуюправую. Он дажепробовал улыбаться,но получалосьу него не слишкомхорошо.

— Да,Марта, она такая— упрямая! —Рядом с нимиприсел на корточкиАким. — Совсемкак Наталья.А рука — этоничего, рукадо свадьбызаживет. Ты,парень, не горюй.И так вон в рубашкеродился. Думал,не успею уже,а ты гляди какойживучий...

— Да,вовремя вы. —Арсений смотрелна Акима внимательнои настороженно,так, словнознал о садовникекакую-то тайну.

— Невовремя, парень.Опоздал я нацелую жизнь...— В незабудково-синихглазах Акимавдруг блеснулислезы. — Еслибы раньше догадался,может, Натальябы до сих поржила. Но хотьвас, неразумных,от беды уберег.— Он болезненнопоморщился,прижал натруженнуюладонь к груди.— Мало времениу меня осталось,дети. Я хоть иневерующий,а умирать безисповеди нехочу. Вы ужпотерпите,выслушайтестарика...

Аким.Исповедь.

Какже он его ненавидел!Лютой ненавистьюненавидел,зубами готовбыл вцепитьсяв глотку и рвать,рвать... Он ненавиделСавву Стрельникова,но сне меньшей, ато ис большейсилой он любилНаталью. Радинее, ради счастьявидеть дочьи внучку Акимготов был навсе, даже нато, чтобы отказатьсяот мести.

Натальяприняла решениесама. Она всегдабыла смелойи решительной,гораздо болеерешительной,чем он. Итот грехона взяла насебя, не позволилаАкиму замаратьдушу убийством.

Оннашел ее наскамейке впарке, потерянную,отчаявшуюся,но все равнонепостижиморешительную.Ему не нужныбыли слова,чтобы понять,но он все равноспросил:

— Тысделала это,Наталья?

Онане нашла силответить, лишьмолча кивнулав ответ.

— Где?

— Впавильоне... Онее почти доделал...Аким, она едвали не живееменя! Ты веришь?

— Яверю. — Он верил,он как никтодругой знал,на что способенСавва Стрельников.— Как ты этосделала?

—Ядом.Я убила Саввуего же собственнымядом, Аким.

— Ачашка? Ты забралачашку?

— Нет.Я не могу тудавернуться.Теперь я убийца!Чем я лучшеего?

— Тылучше. — Замираяот недозволеннойнежности, Акимпогладил еепо волосам. —Иди в дом, Наталья.Я все улажу.

Онуладил. РадиНатальи онпошел бы дажена преступление,а тут такаямалость.

Саввалежал у ногстатуи, жалкийс перекошеннымот ужаса лицом.Что он увиделперед смертью?Какие демонывосстали изпреисподней,чтобы забратьего с собой?Этого не узнатьникогда, да инужно ли?!

Акимедва удержалсяот того, чтобыне пнуть поверженноговрага, остановилсяв самый последниймомент, испугался,что такой недостойнойместью уподобитсятому, кого ненавиделвсе эти годы.

Впавильоне былохолодно, казалось,даже статуимерзнут в этоммертвом морозномцарстве. Урания,еще незавершенная,но уже узнаваемая,смотрела наАкима с укором,точно злиласьиз-за того, чтотеперь ей никогдане наполнитьсяжизнью, не вдохнутьполной грудью,не сойти сосвоего постамента.

Акимподнял с поламолоток, взвесилв руке, всматриваясьв знакомыечерты. Ураниябыла божественнокрасива, едвали не красивееостальных муз.После смертиСаввы Стрельниковав красоте еебольше не былоугрозы, а у Акимане нашлось силуничтожитьтакое чудо...Достаточнопросто спрятатьстатую, убратьв такое место,где Натальяне увидит ееникогда. Онпотерял Наталью,но Урания останетсяс ним до скончаниядней.