– Ты быстро учишься, – засопела я, когда он остановился рядом со мной, поглаживая своего кота по плечу.

Он выпрямился, ослепительно улыбаясь.

– У меня хороший учитель.

Я не была уверена, передалась ли мне его гордость или это была моя собственная радость за его успехи, но когда мы шли к ангару, меня наполнило тепло. Навстречу нам выехала огромная карета, нагруженная сундуками, на дверце которой переливался герб красного дракона.

– Жаль, что принцу из Карадока пришлось вернуться домой.

– Пф-ф. Ему, возможно, и жаль. Но для нас это хорошо.

Я вопросительно взглянула на него, словно эта мысль раньше не приходила мне в голову.

– Думаешь, это улучшит положение Сумерек в глазах королевы?

– На одного соперника меньше, – сказал он, ухмыляясь. – Пока ты тренируешься к забегу на саблезубых кошках, – кстати, я слышал, что он был претендентом на победу, – не забывай, что наше соревнование еще продолжается.

– Но я думала, что если Ее Величество не выберет Ашера, ты предпочтешь, чтобы «победил» принц из Цестилла Карадока, нежели жених, скажем, из Рассвета.

Он издал мрачный звук, не очень похожий на смех. Его глаза сузились.

– Я бы предпочел, чтобы кто угодно победил, лишь бы не Рассвет. Но чем так хорош Цестилл Карадок?

– О них немного известно, но я слышала, что среди них живут эльфы. Это правда?

Склонив голову набок, его рот также скривился в одну сторону.

– Возможно.

Я приподняла бровь.

– Возможно? Я не ожидала услышать такой неуверенный ответ от самой Тени Королевы Ночи. Я слышала, что ты все видел и все знаешь.

– Я знаю многое из того, что мне не следует знать, – его губы искривились в усмешке, но взгляд стал хмурым. – Что касается эльфов, которые могут жить, а могу не жить в Цестилле Карадоке… Эльфхайм уже давно закрыт даже для наших братьев, которые остаются разбросанными по всему миру.

– Остаются разбросанными? – Странное сочетание слов.

Его брови сомкнулись.

– А ты не знаешь? – Он вздохнул, глядя в мои пустые глаза. – Конечно, не знаешь, это ведь история эльфов. Ты действительно хочешь услышать эту историю?

– Расскажи мне. – Это могло бы пригодиться мне в работе, но мне и самой было интересно об этом послушать.

– Это один из твоих вопросов? – он понизил голос, заставив мои бедра сжаться так, что Веспера встала на дыбы.

– А ты скажешь мне, если нет?

– Будем считать что это «да», – он оскалил один клык, после чего поудобнее устроился в седле и размял плечи. – Когда-то мы жили по всему миру, практически везде, как и современные люди, только наш вид был куда более разнообразным. Но так же, как и вы, мы воевали друг с другом, – еще один вздох, но уже откуда-то из глубины. – Однако, в отличие от людей, мы медленно размножаемся. И это хорошо, потому что иначе сейчас у нас бы было по несколько десятков детей.

Семьи с десятком детей не были редкостью, но я не могла представить себе, как можно завести вдвое или втрое больше.

– Мир был бы перенаселен.

– Именно. Он бы рухнул под тяжестью нашего спроса на ресурсы. Но… – он поморщился. – Медленный темп размножения обернулся против нас, особенно после череды жестоких войн. Многие погибли, и, пока мы пытались восстановиться, популяция людей увеличилась. В результате мы оказались оттеснены на небольшие участки дикой земли, те, что ваши предки еще не успели забрать для земледелия. Мы оказались изолированы и впервые в истории перестали быть доминирующим видом на планете.

– Как давно это было? – я посмотрела на него. Он лишь выглядел немного старше меня, но мог ли он застать историю, которую сейчас рассказывал? Получил ли он свой шрам на груди и животе во время одной из тех «жестоких войн»?

– Тысячи лет назад. Задолго до моего рождения.

Значит, нет. Я отложила вопрос о его возрасте на другой день.

– Наши вожди собрали совет по этому вопросу и пришли к единственному выводу, который могли сделать те, кто тысячи лет воевал. – Его рот скривился, а глаза сощурились: – Война. На этот раз с людьми. Чтобы научить их обращаться с нашим миром, научить их тому, что нельзя навсегда покорить природу. Мы убили многих. Но и наш враг тоже.

Он взглянул на меня, и я остро ощутила, что в этой истории я принадлежу к лагерю «врага».

Могли ли они полностью уничтожить нас?

Он хмуро посмотрела в сторону ангаров, когда со двора выехала еще одна карета.

– Мы были самонадеянны – мы думали, что они не сравнятся с нашей магией и превосходным оружием. Но мы не могли сравниться с ними по численности. И, – он выдохнул, опустив плечи, – наши собственные войны ничему нас не научили. Нас было слишком мало. И мы слишком медленно восстанавливались. К тому времени, когда война закончилась, наша численность была ничтожно мала по сравнению с тем, что было раньше. Исчезли целые народы.

Если мгновение назад он раздраженно хмурился, то теперь он смягчился, а его взгляд стал отстраненным. Я вцепилась в поводья, чтобы не взять его за руку.

– Мы отступили на острова и в другие места, которые можно было защитить. Альбион долгое время был нашим главным оплотом. Но в конце концов вы закрепились и здесь, – он косо посмотрел на меня с горькой улыбкой. – Какое-то время мы пытались жить в мире. И какое-то время это удавалось. Но что-то произошло.

– Как-то очень расплывчато.

Он фыркнул.

– Как и учебники истории. Они расходятся в том, что именно произошло, да и это было так давно, что не осталось никого из моего вида, кто бы это застал. Некоторые говорят, что это была трагическая любовь – эльфийский король полюбил женщину-человека… Которая, конечно же, умерла. Яд или болезнь – есть разные версии этой истории. Он потерял рассудок и истребил всех людей, до которых смог добраться.

Я сморщила нос.

– Мне тоже это кажется глупым, – он пожал плечами и закатил глаза. – Возможно, ее убил человек. Какими бы ни были причины этого короля, люди не отнеслись к нему с пониманием. В конце концов, они схватили его и заковали в железо. Его ждала ужасная казнь. – Поводья скрипнули в его руках. – Когда его сын подрос, он выследил всех, кто стоял за смертью отца. Круг мести становился все шире, а эльфов становилось все меньше. Земля напитывалась кровью.

Должно быть, это ужасно, когда на твоих глазах твой род сокращается, и ты понимаешь, что в конце концов никого из него не останется. Везде насилие, и нигде не