Хотя убивать людей мне еще не приходилось. И, честно говоря, не хотелось.

Общее настроение, однако, было крайне возбужденное. Все устали ждать, и потому приказ о наступлении восприняли на ура.

27 августа наша 53-я Отдельная Средне-Азиатская армия, перейдя границу, вошла в Иран. Если учесть, что наши товарищи по другую сторону Каспия приближались к Тегерану, исход войны был уже ясен: возможно, поэтому особого сопротивления мы не встретили. Не видел я и немецких диверсантов, о которых нам говорили так много. Гоголидзе, правда, рассказывал, что в населенном пункте Резайя наши обнаружили гарнизон, вернее, военный городок, который немцы превратили в настоящий арсенал – разумеется, по договоренности с шахом. Все это оружие предполагалось использовать против Советского Союза.

И вот утром 30 августа наш небольшой отряд, покинув расположение основных сил ОСАА, выдвигается на юг. Предстоит нелегкая горная дорога, поэтому перед началом пути Гоголидзе проводит последний инструктаж:

– Когда поднимаетесь в гору, идите спокойным, ровным шагом. Помогайте товарищу, если нужно, в трудную минуту вам тоже помогут. На крутом подъеме или спуске помогайте лошади, ишаку. Бить животное и чрезмерно понукать нельзя. Экономьте сухари и хлеб. Не пейте много воды, она только отягощает. Ложитесь на привале и держите ноги повыше, так лучше отдыхать. Винтовку, автомат берегите от повреждения.

Говорит Гоголидзе спокойно, не торопясь. Чувствуется волнение, но майор старается его не показать. На него приятно смотреть. Подтянутый ремень. Плечи развернуты. Крепкие икры. Слегка сжатые кулаки. Из-под расстегнутого воротника выглядывает голубой треугольник майки.

Первый день идем по ущелью под горячим августовским солнцем. Судя по всему, идем на юг, вглубь Ирана. Кроме солдат нашего отряда с нами уже знакомый мне майор Махбуб Али. Из короткого разговора между ним и Гоголидзе я понимаю: только у Махбуба Али и есть подробные инструкции.

Похоже, наш отряд просто должен его сопровождать.

Отряд представляет собой небольшой караван: двадцать два человека, лошади и ишаки, везущие боеприпасы, еду и рацию. На одного из ишаков нагружен непонятный продолговатый предмет, завернутый в брезент. Этот груз нам велено всячески оберегать.

Мы идем узкой цепочкой, в основном по ущелью, иногда горными тропами.

Как-то вечером мы встречаем крестьянина. Махбуб Али подходит к нему, минуту они говорят по-персидски. Потом крестьянин кланяется и показывает на юг.

Я спрашиваю Бирюкова, о чем они говорили.

– Крестьянин спросил, кто мы. Товарищ майор ответил, что мы посланцы. На вопрос, кто нас послал, он ответил: Друг Всего Мира, тот человек, каждому взмаху ресниц которого надо повиноваться.

Я думаю, он имел в виду Сталина.

На вечернем привале нас ждет неприятный сюрприз: Гоголидзе говорит, что мы не будем разводить костер, дабы не выдать себя. Ночи холодные, мы сидим, кутаясь в плащи. Гоголидзе, уставший не меньше нас, просит выслушать майора Махбуба Али.

– Бойцы! – говорит Али с легким восточным акцентом. – Все, что было с вами раньше, было только подготовкой. Лишь сегодня для вас начинается Большая Игра. Я мог бы не говорить вам об этом, но я скажу, потому что есть пределы, в которых полагаю честность добродетелью. Вы должны знать, что именно ваша миссия является главной целью всей иранской операции. Четыре армии на западе и ваши товарищи на севере выполняют только операцию прикрытия. От того, насколько успешно мы выполним наше задание, зависит исход всей войны с Германией. Зависит Большая Игра.

Шевчук вдавливает окурок в подошву сапога и спрашивает:

– А что такое эта… Большая Игра?

Махбуб Али смотрит на Шевчука, словно раздумывая, отвечать ли. Потом произносит нараспев:

– Где проходит Большая Игра? Большая Игра как челнок бегает по всей Азии, по всему миру. Кто участвует в Большой Игре? Нет тех, кто не участвует в Большой Игре. Но знать, что ты участвуешь в Большой Игре, – лучшее, что может случиться с человеком. Когда кончится Большая Игра? Когда все умрут, только тогда кончится Большая Игра.

Мы изумленно молчим, Махбуб Али с улыбкой кланяется, словно встреченный днем крестьянин, потом говорит уже без улыбки:

– Если серьезно, то «Большая Игра» – это название секретной операции, которую мы выполняем.

Второй день мы продолжаем наш путь по каменистой безводной местности между двух горных хребтов. На узкой горной тропе одна из лошадей, молодой жеребец, делает неудачное движение и падает в пропасть, унося с собой два бурдюка воды.

Майор Али смотрит вниз и говорит:

– Там, куда мы идем, будет вода. Хуже, если бы упала рация.

Мы снимаем рацию с ишака и несем попеременно. Считается, вероятно, что человеку труднее сорваться в пропасть.

К вечеру мы доходим до небольшого городка, лежащего внизу, в долине. Перед спуском Гоголидзе снова просит выслушать инструкции майора Али:

– Сейчас мы войдем в деревню. Вы не должны вступать в контакт с местными жителями. Вместе с тем вы не должны быть враждебны. Здесь живут простые люди, далекие от политики. Не думаю даже, что они знают о Гитлере и, – он запинается, – и о Советском Союзе. Будьте почтительны к женщинам – это особенно важно в Большой Игре, ибо бывает, что из-за женщин рушатся все планы и мы лежим на заре с перерезанными глотками.

Всякий раз, когда Махбуб Али говорит о Большой Игре, у него меняется голос. Вряд ли, конечно, это просто название нашей операции.

Мы проходим по улице, никого не встретив. Жители покинули деревню либо сидят по домам. Мы не поднимаем глаз.

Вторую ночь подряд ночуем в горах. От холода не могу уснуть, встаю и вижу неподвижную фигуру Махбуба Али. Он задумчиво смотрит на горные пики и звездное небо над ними.

– Я все время думаю, – почему-то говорю я, – что эти камни – древнее человечество.

– Что значит «человечество»? – отвечает Махбуб Али. – Миллионы лет назад человечество – если угодно, его монада – само было камнем, потом – растением, лишь потом – животным и так называемым человеком.

Я смотрю на него с невольным уважением.

– Вы удивляете меня, товарищ майор, – говорю я. – Не ожидал встретить здесь поклонника реакционных теософских теорий.

Махбуб Али пожимает плечами:

– Вам не кажется, что для таких людей, как вы и я, куда естественней встретиться здесь, почти в самом сердце Азии, чем, например, в Москве?

– Наверное, – соглашаюсь я. В самом деле: последние десять лет люди, верящие в пять рас Блаватской, обычно встречаются в Москве в одной камере.

– Почему вы пошли на эту войну? – спрашивает Махбуб Али.

– Потому что получил повестку, – отвечаю я.

– А добровольцем – вы пошли бы? – Теперь его темные глаза смотрят прямо на меня.