От своей затеи мы не отказались: проникли на нужное нам поле, сорвали по нескольку соблазнительных решет, присели на лужке возле оврага и вылущили семечки. Их мы рассовали по карманам, а то, что не уместилось, насыпали в кепки и плотно надели их на головы. Возвращались домой той же дорогой. Благополучно дошли дл деревни. Часть ребят разбежались уже по своим избам, а мы с Шуркой Любиным продолжали двигаться в конец нашей деревни.

Будь посообразительнее и поосторожнее, мы могли бы спокойно и без проблем подойти к своим избам по задворкам, но мы пошли прямиком по улице. Не пройдя и половины пути, мы заметили катящегося в тарантасе прямо на нас Кувшина. Если бы мы продолжали идти спокойно и уверенно, то, вполне возможно, он и не обратил бы на нас никакого внимания. Но мы, как-то сразу растерявшись, заметались по улице, зыркая глазами, куда бы нам спрятаться.

Председатель заметил нашу панику и, подстегнув коня, мчался нам наперерез. Выбора у нас не было: мы метнулись к бесхозной кладовой бывшего деревенского купца Артемия Демидова, раскулаченного и погибшего в тридцатые годы. Ржавая железная дверь кладовой была открыта. Мы, запыхавшись, вбежали внутрь, решив там спрятаться от глаз Кувшина. Но не тут-то было: он подкатил на своем жеребце к двери и отрезал нам путь к отступлению. Мы заметались внутри кладовой, бегая вдоль ее гладких высоченных кирпичных стен по периметру. А Кувшин, еще не спрыгнув с тарантаса, блажью закричал: «Это чего вы от меня прячетесь?»

Будь у нас крылышки, мы бы взлетели и поднялись над стенами кладовой, но крыльев у нас не было, а была реальная западня. Наконец мы разглядели маленькое слуховое окно на высоте одного метра над землей. Однако оно было крест-накрест переплетено металлическими пластинами. Свобода улицы смотрела на нас через четыре квадратика, окаймленных кирпичом и железом.

Я первый подбежал к оконцу и просунул голову в один из квадратиков, потом с трудом втянул туда все тело, существенно ободрав его о тонкие края пластин. Приземляться на землю пришлось на руки. В это время несчастный Шурка плясал в кладовой у оконца, ожидая своей очереди. Его переживания были сродни, видимо, предсмертным. Кувшин уже был в кладовой и подбегал к оконцу со словами: «Это чего вы от меня бегаете?» Однако Шурка, изловчившись, маневром ужа пролез в тот же квадратик, что и я. Я придержал друга по несчастью, и мы помчались к нашему двору со спринтерской скоростью.

Нам казалось, что Кувшин, потехи ради, погонится за нами и дальше, и будет преследовать нас, пока не поймает. Напугал он нас тогда до смерти. Мы забежали в хлев и долго не могли успокоиться, думая, что председатель найдет нас и там. Мы, не сговариваясь, решили навсегда скрыть улики: высыпали все содержимое карманов и кепок в навозную кучу и закопали вилами, а сами, протиснувшись в дыру, где ходили только курицы, по-пластунски уползли по грунту под сенцы. Там только мы отдышались и, наконец, поняли, что погони за нами больше нет.

Колхозные плантации семечек убирались под самую позднюю осень, когда не грело уже солнышко, а оборудованных сушилок в деревне не было. Колхозное начальство иногда шло на отчаянный шаг. Если семечки оставлять зимовать в сыром виде, то они все испортятся, даже для нового посева ничего не останется. В таких условиях семечки большими мешками раздавали сельчанам на просушку. Семечки рассыпали на каждой деревенской печи, там они постепенно просушивались, достигая нужной кондиции для хранения зимой. Конечно, на печи спали и ютились в сырую погоду и люди. Они, естественно, безучетно лакомились, как выражаются теперь, на халяву. Колхозное начальство вынужденно закрывало на это глаза: было довольно уже тем, что возвращенного от сельчан урожая на новый посев хватало всегда.

Семечки я выращивал и в условиях города, когда в 1969 году заимел огород на втором массиве возле понтонного моста. Земля там добрая. Семечки отлично вызревали, но тоже не без изъянов и потерь.

Однажды повадились на огород сороки. Они, как на свои собственные, садились на дозревающие решетки и мастерски выклевывали все их съедобное содержимое. Я пытался аккуратно завертывать решетки ситцевыми тряпками. Первое время эффект был удивительным – все сохранялось в целости и сохранности. Но прошел год-другой, я опять был поражен находчивостью живой природы: развязывая тряпки с решет, я частенько стал наблюдать, как на землю из них высыпалась шелуха от разгрызенных кем-то семечек. Первое время я недоумевал: сороки тут совсем не при чем. Разгадка наступила скоро. Развязывая одно решето, я заметил, как вместе с шелухой на землю упала и быстренько побежала от меня мышка. Против мышей я долго ничего не мог придумать. В некоторые годы их родилось, видимо, меньше, и урожай семечек более или менее сохранялся. Однако выращивание подсолнухов требует и времени, и внимания, как, впрочем, и всего остального на огороде и в саду.

С началом перестройки свободного времени оставалось для огорода все меньше. Тогда же участились набеги бомжей и прочего люда на чужие огороды. Один раз я заметил, придя на огород, что на подсолнухах, которые еще были в цвету, почти не осталось листьев. Я сначала заподозрил в содеянном жуков какой-то новой колорадской породы. Но эти подозрения оказались напрасными. Соседка в приятном дружеском разговоре со мной с радостью призналась, что это она обломала листья моих подсолнухов: от них, как она любезно уверяла меня, падает сильная тень на ее огород даже в отсутствие солнца.

Этот аргумент стал для меня неотразимым: я перестал выращивать подсолнухи – красивые, полезные и чудные растения, любимые с детства. Однако не перестал ими любоваться, когда увижу в поле. В последнее время в цветочных магазинах продаются внешне похожие на подсолнухи гигантские ромашки. Они тоже напоминают мне очаровательные картины из моего далекого и незабываемого детства.

Пропавшая курица

Хотя и бедно жила послевоенная деревня, но куриц все же держали в каждом дворе. С десяток их на постоянной основе выкармливала и наша бабушка. Неслись они, как правило, только весной и летом. Осенью этот процесс сильно замедлялся, а зимой – прекращался совсем: не было теплых помещений для птицы, да и корма в достатке не было.

По весне куриная жизнь оживала. Даже петух с большой радостью распевал не только ночью, но и на прогулке днем. И домашние птицы с большим душевным волнением всегда встречают это чудное время года.

Все лето курицы