Как он сумел так неслышно возникнуть из-за угла, этот незнакомец, самый красивый мужчина из всех, кого Маре доводилось встречать?

Спандиец. Определенно спандиец. И выговор спандийский, и кожа золотистая, и черные волосы схвачены кожаным шнурком. Высокие скулы, ямочка на волевом подбородке. А какие невероятные, неповторимые темные глаза! Глаза, в которых можно заблудиться…

Небрежно так подошел от забора – и каждый его легкий шаг отзывался трепетом в сердце пастушки.

Одет хорошо, кожаная куртка не стесняет движений, шляпа с павлиньим пером сидит чуть набекрень, шпага на поясе явно не для красоты висит… Вот смотрела бы Мара да смотрела, любовалась бы да любовалась!

– Что за господин сыскался? – хмыкнул тощий наглец. – Указывать нам будешь?

– Да кто ж вам укажет, как не я? – повел широкими плечами незнакомец. – Неужели позволю у меня на глазах обидеть девушку, тем более такую красавицу?

«Бертран Острая Шпага!» – ахнула про себя Мара.

Нет, она понимала, что любимый герой не шагнет к ней с книжных страниц. И все же стоящий на прибрежных камнях красавец с этого мгновения стал для нее Бертраном.

Троица наглецов не разделяла восхищения девушки. Злобно бранясь, они взялись за оружие. Шпаг при них не было (а незнакомец не замедлил выхватить из ножен свою). Но три длинных ножа были опасны для человека со шпагой – храброго, но одного!

Эта мысль обожгла Мару. Девушка вскинула ведро и с маху надела его на голову тощему нахалу. Тот взвыл, схватился за ведро. А Мара метнулась назад – туда, где оставила на камнях лопату.

Подхватила «оружие», азартно обернулась – и увидела, как негодяи, словно два пса, с двух сторон кинулись на красавца. А тот, небрежно уйдя от двойной атаки, взмахнул шпагой. Клинок чиркнул по животу пухлого противника. Девушке показалось, что из разрубленного брюха сейчас вывалятся кишки. Вместо этого штаны мерзавца упали наземь, стреножив хозяина.

«Пояс разрубил!» – восхитилась Мара.

Пухлый наглец суетливо натягивал штаны и для драки не годился. Поэтому Мара набросилась на коренастого халфатийца и принялась охаживать его лопатой. Халфатиец, не ожидавший от красотки такой прыти, шарахнулся прочь, вопя:

– Не так! Не так!

Тем временем тощий пучеглазый наглец сдернул с головы ведро и теперь держал его в левой руке, донцем к противнику, как щит. В правой руке у него был длинный нож. В таком героическом виде он двинулся на спандийца, надеясь поймать кончик его шпаги на деревянное донце ведра, а потом расправиться с обезоруженным врагом.

Но ведро – не щит, и наглец в этом быстро убедился.

Из нижнего выпада ловкий спандиец уколол противника в ногу (в опасной близости к паху). Взвизгнув, тощий опустил ведро, закрывая пах, – и тут же клинок противника тронул его горло.

Спандиец забавлялся, как кошка, прижавшая лапой мышь.

Пучеглазый наглец это понял, в отчаянии швырнул в противника ведро, промахнулся и бросился наутек. К нему присоединился халфатиец. Их третий приятель, который все еще старался завязать пояс узлом, удрать не успел – и понял, что придется отдуваться за троих.

– Будем извиняться перед девушкой? – приветливо спросил его спандиец.

Протрезвевший наглец пробубнил извинения.

– Отпускаем? – обернулся спаситель к Маре.

Та царственно кивнула.

– Пошел вон, – беззлобно бросил тот, кого Мара про себя называла Бертраном.

Укрощенный нахал не заставил себя упрашивать. Подхватив обеими руками штаны, он улепетнул вдоль забора.

А победитель изящно поклонился Маре.

– Позволю себе представиться: Ференандо ду Вега-Тьерра. А как мне называть прекрасную воительницу, которая управилась бы с этими тварями и без меня?

Девушка подумала, что от волнения не сумеет вытолкнуть ни слова из горла. Но речь полилась с неожиданной гладкостью, спандийка словно со стороны услышала:

– Меня зовут Мара Монтанилья. Я пастушка со шхуны «Миранда». И я благодарна вам, эдон Ференандо, за спасение.

«И все равно Бертран Острая Шпага!» – упрямо подумала она.

– Пастушка?! – ослепительно заулыбался «все-равно-Бертран». – Рад встретить родную душу. Я, знаете ли, погонщик лескатов.

«Так он еще и свой!» – мысленно возликовала Мара.

– Я без работы. Деньги пока имеются, но к весне буду искать палубу. Потому и приехал в Фейхштад. Хочу разузнать на зимующих кораблях, где нужен погонщик.

– Нам, кажется, нужен, – ответила Мара, вспомнив, как Отец жаловался капитану: мол, трудно весь рейс без подмены работать с Простаком и Лапушкой. – Но «Миранда» – всего-навсего маленькая шхуна. Вряд ли у нас на борту можно хорошо заработать.

– И все же интересно потолковать с вашим капитаном.

– Он сейчас не в городе, но как вернется – я вас познакомлю.

– Отлично. А сейчас позвольте проводить вас до гавани.

В одурманенное сознание Мары пробился тонкий лучик здравого смысла.

– Только до «Копченой селедки», – поспешно сказала она.

У пристани пастушку должна ждать шлюпка. Если встречает юнга, это ничего. Но если Райсул… Вредный халфатиец, увидев Мару с провожатым, изведет ее насмешками.

– Как прикажете, – покладисто отозвался эдон Ференандо (который, видимо, все понял правильно). Он нагнулся, чтобы поднять ведро.

Одновременно наклонилась и Мара. Их пальцы встретились на дужке ведра – и девушке показалось, что она родилась и жила ради этой минуты.

«Миранда» уже стояла не у причала: по приказу капитана Райсул нанял гребной буксир, тот оттащил шхуну от берега. Теперь она была в относительной безопасности, хотя Райсул, оставленный в маленьком экипаже за старшего, был начеку и ожидал опасности в любой миг и с любой стороны…

Шлюпка ждала Мару у пристани. На причальной тумбе стоял фонарь со стеклянными стенками. В свете фонаря Олух и ночной сторож играли в кости. Они так увлеклись, что заметили Мару лишь тогда, когда она поставила рядом с тумбой ведро.

– Припозднилась ты, красавица, – мягко сказал сторож, поднимаясь с корточек.

– Припозднилась, добрый человек, – учтиво отозвалась Мара – и вдруг резким движением вырвала у сторожа стаканчик с костями. Тот дернулся было отнять свое имущество, но был встречен таким железным взглядом, что отступил.