Мара высыпала кости себе в руку, покатала их по ладони.

– Гляди, – сказала она юнге. – Кость на ребро встает – и падает шестеркой вверх. А вот – снова шестеркой. Свинец в этих костях.

– Какой еще свинец? – возмутился сторож. – А ну, отдай кости, дура-девка!

– Она не дура-девка, а леташ! – оскорбился юнга за «старшую сестру», – Ее прозвали Спандийской Змеюкой, вот! Будешь хамить – прибьет!

Мара не поддалась на лесть.

– Сколько проиграл? – строго спросила она парнишку.

– Полделера, – виновато выдохнул тот.

– Верни ребенку полделера, крохобор позорный! – обернулась Мара к сторожу. – Нашел на ком мастерство отрабатывать!.. А ну, верни, я сказала! Еще раз тебя возле нашего юнги увижу – заставлю кости сожрать и стаканом закусить!

Сторож сердито швырнул горсть меди под ноги мальчишке, взял с тумбы фонарь и зашагал прочь, бормоча сквозь зубы ругательства. Выбраниться вслух он не рискнул.

– Ну, какой из тебя Рейни? – укоризненно сказала пастушка пареньку, который в полутьме подбирал монеты. – Олух ты, Олух и есть! Тебе кости в руки брать…

Она не закончила фразу.

Стремительно приближаясь, над пристанью загремел собачий лай.

Свора бродячих псов неслась вдоль берега – сторож едва успел шарахнуться в сторону. Опережая преследователей на скачок, перед сворой летел крупный кот.

Заслышав лай, с другого конца пристани ответно бухнул басом пес сторожа.

Кот, сообразив, что бежит навстречу новой опасности, заметался, увернулся от клыков и кинулся с пристани – как показалось Маре, прямо в волны. Но тут же девушка поняла, что он спрыгнул в шлюпку.

Юнга подхватил одно из лежащих на причале весел. Мара свирепо взмахнула ведром. Свора шарахнулась в сторону, но не разбежалась.

– В шлюпку! – мрачно приказала пастушка.

Юнга кинул в шлюпку оба весла, перебрался туда и вставил весла в уключины.

Не сводя взгляда с собак, Мара бросила в шлюпку ведро и спрыгнула туда сама.

Свора, сгрудившись на краю причала, вновь залилась лаем.

– Джермийские собаки, – усмехнулась Мара. – Уважают городской порядок. В нашем спандийском порту свору бы ведром не остановить.

Кот забился под банку и притих. Виден был серо-полосатый бок, напомнивший Маре о Филине. На миг по сердцу резанула тоска: как там илв? И Лита? И остальные?..

– Нельзя кота – на причал! – взмолился юнга. – Разорвут!

– Не будем ждать, пока эти псины соизволят разойтись! – хмуро ответила Мара. – Греби к «Миранде»!

Юнга просиял и навалился на весла.

* * *

Пока Мара и юнга поднимались по веревочному трапу, пока Райсул и Рейни на талях поднимали шлюпку на борт, кот сидел тихо, как контрабандист в укрытии. Но когда днище шлюпки легло на кильблок и трое леташей принялись закреплять ее найтовами, кот сиганул через борт, заметался по палубе, словно шаровая молния, и юркнул в приоткрытую дверь кормового отсека.

– Это что за явление? – вопросил Райсул.

Мара и Олух принялись наперебой рассказывать про собачью свору.

Не дослушав, Райсул направился к кормовому отсеку. Юнга поспешил за ним – если надо, спасать кота. Мара замешкалась.

В отсеке Райсул взял с жестяного широкого подсвечника толстую сальную свечу и повел ею по сторонам. В круг света попадали переборки, койки леташей, сундучки с их немудрящим добром. Что угодно, кроме кота.

– Еще хорошо, что можно на борту свечу жечь, – сказал Райсул. – Каково было бы эту тварь в темноте из-под койки вытаскивать? Да и со светом вытаскивать – мало радости. Руки исполосует!

– А мы его по-другому вытащим, – раздался позади веселый голос Мары.

Пока Райсул со свечой искал кота, она успела сбегать на камбуз. И теперь в руках у нее были два ломтя окорока.

– Киса-киса-киса, – заворковала девушка и бросила один из кусков на пол.

Леташи притихли в ожидании.

Через несколько мгновений из-под койки высунулась когтистая лапа, сцапала мясо и утащила в темноту.

Юнга бросил быстрый взгляд на Райсула. Увидел, что небоход улыбается, и облегченно вздохнул. Успокоился за судьбу кота.

Выждав немного, пастушка бросила второй кусок – и он тут же отправился вслед за первым. Из-под койки не доносилось никаких звуков: кот лопал тихо.

– И сколько жратвы придется извести на его милость? – поинтересовался Райсул.

Ответить Мара не успела. Из-под койки показался гость. Безошибочный инстинкт всего кошачьего племени подсказал бродяге: здесь его не обидят.

Кот был огромен. Правое ухо было когда-то разорвано, бока запали: видно, пришлось голодать. Сейчас он уже не напоминал мастью илва: при свете шерсть цветом отдавала больше в рыжину. Держался кот не как побирушка, ожидающий, что его вышвырнут, а как солидная персона. Издав сиплое мяуканье, он уверенно подошел к Райсулу и принялся тереться о ногу леташа.

– Ишь ты, – дипломатично восхитилась Мара, – до чего умная тварь! Чует, кто здесь главный.

Райсул озадаченно цокнул языком:

– Надо же… И что делать с этим одноухим льстецом?

– Может, оставим? – стараясь казаться равнодушной, предложила Мара. – Погуляет по грузовому трюму, подумает насчет крыс…

Кот снова мяукнул.

– Он согласен, – умилился халфатиец. – Что ж, оставим до возвращения капитана, а там – как он решит. Корабельный кот – это член команды.

Условно принятый член команды тут же запрыгнул на ближайшую от двери койку.

– Эй, юнга, он у тебя в ногах спать собирается, – ухмыльнулась пастушка. – А как мы этого приблудыша назовем?

– Бертран Острый Коготь, – с неожиданной твердостью ответил Рейни.

Улыбка исчезла с лица Мары.

* * *

Утром Райсул обнаружил на палубе задушенную крысу.

– Глянь-ка, – окликнул он Мару, насыпающую из бочонка в ведро корм для лескатов. – Новичок-то и впрямь взялся за работу!

Мара подошла, подняла крысу за хвост:

– Положу в корм, тварюшки слопают.

– Может, тебе не ходить к загону одной? – озабоченно спросил халфатиец, которому очень не понравилась рассказанная вчера Марой история о трех наглецах.

А девушка уже жалела, что вчера распустила язык.

– Не ходить одной? Ну, пусть мне из столицы пришлют роту гвардейцев. Для сопровождения.

Райсул недовольно повел плечами, но спорить со Спандийской Змеюкой не стал.

– Не будем спускать шлюпку, – решил он. – Вон сколько сегодня перевозчиков!