– Мне мало библиотеки! Я хочу создавать ни на что не похожие вещи, делающие меня красивой.

– Что ты, Елена, откуда такие мысли? Чтобы я осуждала тебя за то, что ты занята любимым делом?! Стоило моей матери научить тебя шить – и ты почувствовала себя в этом занятии как рыба в воде. Угораздило же тебя от меня таиться! Что я, такой ужасный человек? Ты так плохо обо мне думаешь? Разве я не всегда тебя поддерживала, даже когда не соглашалась с тобой? Я отпустила тебя учиться в Нью-Йорк, старалась помалкивать, когда ты там осталась, не возражала против твоей самостоятельной поездки в Европу!

Я не выдерживаю муку в ее голосе и крепко ее обнимаю.

– Что ты, мама, просто я знаю, что этот город для тебя – всё! Здесь твоя церковь. Твои друзья. Я не хотела причинять тебе неприятности, не хотела тебя тревожить.

По ее щеке сбегает новая слезинка.

– И напрасно. Я люблю тебя, Елена. Ты – моя драгоценная доченька, я хочу тебя поддерживать, хотя не всегда тебя одобряю; ты моя, ты – часть семьи. Я думала, ты все это знаешь. – Она старается отдышаться. – Материнская любовь не знает оговорок, Елена. Конечно, я провинциалка, мало знакомая с миром, а ты другая, я это знаю и принимаю. Ты – не я. Возможно, ты не выйдешь замуж и не родишь мне внуков. Я и это приму, главное, чтобы ты была счастлива. Но я не хочу быть той, кто узнает обо всем последней. – У нее срывается голос, и я обнимаю ее еще крепче. Мама прижимается подбородком к моей макушке. – Знаю, иногда я бываю жесткой, но в конечном счете я хочу для тебя счастья. Если делать вот это все и есть твоя мечта, то мне все равно, что об этом подумают другие. Главное, чтобы ты не отказывала себе в важных вещах. Я хочу, чтобы ты была той, кем хочешь быть. – Она вздыхает. – Ты понимаешь это?

Мама с гримасой боли треплет меня по щеке.

– Все равно ты все всегда делала по-своему. У тебя столько способностей, Елена, столько таланта, творческого порыва! Я очень тобой горжусь. Не хочу, чтобы ты занималась тем, что тебе не по душе, чтобы становилась той, кем не хочешь стать. Главное – люби саму себя и следуй своим собственным путем, и даже если это не мой путь, все равно он пролегает по соседству со мной, а ты идешь дальше, чем я могла мечтать, туда, где тебя ждет счастье. Я очень сильно тебя люблю, девочка моя, моя любовь к тебе превыше законов, она не знает преград. Я хочу, чтобы ты была собой. – Ее голос крепнет. – И я растопчу любого в этом городе, кто посмеет сказать о тебе дурное слово!

– Прости, что я от тебя пряталась… – Я уже рыдаю, понимая, что мама меня любит, и неважно, согласна она со мной или нет.

Мама приподнимает мой подбородок, и я снова чувствую себя пятилетней девочкой.

– Я никогда-никогда тебя не предам. Я здесь, с тобой.

Клара и Тофер сидят на полу рядом со мной. Когда они успели здесь разместиться?

– Ничто и никогда нас не разлучит, – добавляет пафоса Клара, тоже, оказывается, пустившая слезу.

– Почему мне нельзя вступить в «Женскую банду Дейзи»? Я, конечно, не женщина, но люблю наряжаться в женскую одежду, – шепчет Тофер, пытаясь обнять сразу нас троих.

– Это не исключено, у нас предусмотрено почетное членство, – ласково говорит ему мама, утирая слезы. – Пора разработать церемонию посвящения, как в стандартном женском клубе: плащи, свечи, торжественная клятва…

– А еще виски, – подсказывает Клара. – Как же без виски?

Мама усмехается.

– Да, виски нам не повредит. – Она долго, со значением смотрит на меня. – Не хочу тебя огорчать, но твой макияж размазался, придется все переделать.

Я не спешу размыкать объятия.

– Я больше не буду от тебя прятаться, мама. Это больше не повторится.

– Вот и хорошо. – Она уже улыбается. – Когда ты станешь суперзвездой в сфере пошива женских трусиков, пусть Берди Уокер посмеет хоть словечко осуждения пикнуть в твою сторону: я выкрашу ей волосы в фиолетовый цвет, как у Девона, и скажу, что так и было.

Я облегченно смеюсь.

– Пошли. – Клара помогает мне встать. – У нас на носу премьера.

Джек

Когда я вхожу, спортзал уже набит битком: партер заставлен стульями, на трибунах яблоку негде упасть.

– Вон сколько желающих на тебя поглазеть! – Девон вопросительно смотрит на меня. – Нравится?

– Очень.

– Ага, как же! Опять будешь блевать?

Пока мы ехали, ему пришлось дважды останавливаться. То же самое случилось со мной накануне, перед генеральной репетицией. У меня крутит живот. Не могу есть, думать тоже не могу. Все из-за Елены и из-за волнения: ведь мне придется выступать в присутствии стольких людей!

– Это не репортеры, – напоминает он. – Они нормальные люди, которым просто хочется тебя увидеть. Видишь Тимми? – Он показывает кивком на торнадо по имени Тимми, несущееся на нас со всех ног.

На мальчишке джинсы и слегка помятая рубашка. Я отрываю его от пола и крепко обнимаю.

– Вид что надо, малыш! – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал тепло, хотя меня пробирает ледяная дрожь.

– Ты опоздал! Мама всех спрашивает, где ты.

Я морщусь.

– Прости. Вот он я. Беги к ней, скажи, что я здесь.

Он радостно убегает.

– Это единственное представление. Ты увидишь Елену в последний раз, – бормочет Девон, засунув руки в карманы. – У тебя есть вечер на раздумья.

– Ага.

– Отлично. Ни пуха ни пера! Разбегаемся. Пойду сяду в переднем ряду. Елена говорила, что там зарезервированы места для нас с Куинном.

– И для меня! – подхватывает Люси, вошедшая вместе с Куинном и подслушавшая нас. Она – неожиданная гостья. Я обмолвился ей о спектакле неделю назад, рассказывая о жителях Дейзи. О Елене.

Не думал, что она явится, потому что еще недавно она лежала с гриппом. За ней заехал Куинн (сама она теперь нечасто садится за руль), а меня привез Девон.

– Хочу взглянуть на Джульетту, ты так много рассказывал о ней по телефону! – говорит она. В свои без малого восемьдесят лет она закрашивает седину и аккуратно причесывается; на ней черные брючки, белая шелковая блузка, жемчужное ожерелье – мой подарок на прошлогоднее Рождество. При виде этого жемчуга я вспоминаю Елену…

– Ага… – бесстрастно мычу я. Вот заладил!

Ее карие глаза, хоть и помутнели, смотрят зорко. Я не рассказывал ей о последних событиях – не хотел волновать, а вот Куинн…

– Вас ждут три места в первом ряду, – говорю я. – Лаура обещала их придержать.

– Не обращай на нас внимания, – говорит она мне. – Занимайся своими делами.