Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О'Гар прикрыл глаза ладонью.
– Вы слушаете меня?
– Да, да… – тихо ответил он.
– Но и на этом преступник – или преступники – не успокоились… Вчера ночью при пожаре погибла Мария Маркелова… Я не знаю, как это конкретно случилось, но у меня есть основания думать, что пожар в ее квартире тоже не был случайностью… Мне кажется, что это был поджог…
– Jessus! – выдохнул О'Гар и страстно добавил: – Fuck! Fuck! Fuck!
Кулаки его сжались так, что тщательно отполированные ногти впились в ладони.
– Поэтому я хотел бы, – продолжил я, – задать вам несколько вопросов, мистер О'Гар…
– Зовите меня Джейк… – автоматически, глядя куда-то в пространство, проговорил американец. – You are welcome, – добавил он и перевел: – Будьте любезны…
– Вопрос первый: что делал здесь Андрей Дьячков?
– Мы говорили с ним, – мгновенно ответил американец, – о его работе в моей фирме. Кливленд, Ю-Эс-Эй… Контракт на три года…
– Вы знали, что он – муж Кати?
– Да, я знал, что он ее husband… Он прислал свое си-ви[36]к нам в фирму… Там он указывал, что имеет жену, и называл ее имя… Я нахожусь на пенсии, но я помогаю моей фирме с тем бизнес, который… который имеет отношение к России… Я видеть его си-ви… Я читал его… И я хотел помогать Катя… Поэтому я хотел брать ее husband работу в Америку… С хороший зарплат – но и мистер Диачкофф есть хороший специалист…
«В Америке, значит, – усмехнулся я про себя, – тоже принимают на работу по блату». А вслух произнес:
– А теперь, Джейк, главное. Вы сказали мне, что какую-то часть своего состояния вы завещали русским женщинам, связанным с парашютным спортом… Вы не могли бы уточнить детали этого завещания?
О'Гар молчал. Казалось, он колеблется.
Из туалетной комнаты вернулась Катя. Она не подошла к нам. Села за столик. Глаза ее были припухшими, но сухими. Она смотрела в одну точку. Мне стало остро, до боли, жаль ее.
– Джейк, – мягко поднажал я, – расскажите мне об условиях завещания. Вы же понимаете, как это сейчас важно…
– Да, – печально проговорил американец. – Да, как говорит русская пословица: в деньгах не есть счастье… О'кей, я расскажу вам… Я really[37]завещал часть своих денег этим четверым русским женщинам… Как память и благодарность, что они спасли мою жизнь… Я разделил some money[38]между них… Каждой из них в равной доле…
Катя ничего мне не рассказывала о спасении жизни Джейка – но я решил оставить этот разговор на потом. Сейчас не до этого. Меня более всего интересовало завещание.
– Получат ли, по условиям вашего завещания, свою долю – в случае смерти или гибели кого-то из девушек – родственники каждой из них? – спросил я и уставился на американца.
Это был очень важный вопрос.
– Нет, – покачал головой О'Гар. И еще раз проговорил: – Нет. Ни центс.
«Значит, – подумал я, – с господина Дьячкова можно снять все подозрения. Ну и слава богу. Значит, он все-таки просто коварный изменщик, а не хладнокровный убийца… Хотя неизвестно, судя по реакции Кати, что для нее было бы легче…
И герр Лессинг, супруг несчастной Валентины, в этих преступлениях тоже не замешан… У них просто не было стимула…»
– А кто же тогда, – спросил я, – получит деньги той женщины, которая умерла или погибла?
О'Гар раздумывал.
– Еще двойной виски, лед, кола! – выкрикнул он проходившей мимо официантке. Та уважительно поклонилась.
Наконец американец решился.
– Если какая-то девушка умирает раньше меня, то деньги делят между теми, кто остается… Соответственно, доля каждой живой девушки будет возрастать за счет тех, кто умер…
– Вот оно как! – пробормотал я. – Ну, а если они, не дай бог, погибнут все четверо?
– Тогда все деньги будет иметь аэроклуб в Колосове… А точней – чтобы было меньше бюрократизма и налогов – его начальник Иван Фомич Громико…
– О господи… – выдохнул я.
Иван Фомич Громыко. Воздушный ас. Отец родной для Насти, Кати, Вали, Маши…
– Джейк! – обратился я к американцу. Кажется, это был последний существенный вопрос. – Кто мог знать – здесь, в России, – об условиях вашего завещания?
– Я могу говорить точно, кто знает. Это Мэри Маркелова. Я уверен в этом. И ее сын Борис, наверно, знает…
Да, жаль, что я все ж таки не заказал виски. И плевать на всяких там гаишников.
Кажется, все становилось на свои места. Дело словно высветилось пронзительно-белым, безжалостным, меркантильнейшим светом.
Итак, по порядку.
Мария Маркелова каким-то образом – наверное, в то время, когда она была в Штатах, – прознала об условиях завещания Джейка. Бестолковая, много и сильно пьющая, она в последнее время дружила с Фомичом. Они везде бывали вместе, много совместно выпивали – может, и спали друг с другом, если Фомич еще на это способен… Наверное, когда-нибудь Маша по пьянке проболталась ему об условиях завещания О'Гары… И тогда Фомич решил обеспечить себе безбедную старость. И для того не побрезговал ничем…
Он принялся одну за другой устранять своих девочек-парашютисток… На вечеринке у Лессингов он подложил яд – а может быть, просто бледную поганку – в тарелку Насти Полевой.
В тот же вечер он, оставшись утешать плачущую хозяйку, Валентину, напоил ее – и, когда она заснула, спустился вниз, в гараж, и перерезал тормозные шланги на обеих машинах, принадлежащих Лессингам…
Ждать аварии пришлось долго – на следующее утро Валентина Лессинг не поехала на своей машине, взяла такси и уехала в аэропорт, а затем в Кельн, к мужу. Но в конце концов его ловушка сработала – Валентина по возвращении села за руль и едва не погибла… Да и сейчас находится между жизнью и смертью, и вполне возможно (дай ей бог здоровья, конечно), исход окажется таким, на который надеялся Фомич…
Для него, видимо, не составило никакого труда вычислить ежедневный маршрут Кати Калашниковой, и вечером шестого января он стрелял на людном перекрестке в Катю… К счастью, покушение не удалось – но ее жизни до сих пор, похоже, угрожает опасность…
И, наконец, вчера ночью Фомич Громыко, наверное, напоив свою собутыльницу (и, возможно, любовницу) Машку до бесчувствия, устроил пожар в ее квартире – мог даже не использовать бензин или там ГСМ – достаточно окурка или спички и вороха газет… Маша Маркелова погибла в огне…
Какая мерзость!
Интересно, ради какой суммы это делалось? Ради какой дозы баксов люди теряют в себе все человеческое и начинают убивать не просто себе подобных – а своих подопечных? Девушек, к которым Фомич когда-то, судя по рассказам Кати, относился с почти отцовской нежностью?