— Извините, я вас отвлекла, — сказала Джули, — итак, вы обучали Карла… то есть Юру, технике обольщения. И зашли, как вы выразились, слишком далеко… Так что же случилось?

— Да мы обольстили друг друга, вот что! Влюбились самым жестоким, безумным образом. На уровне полного помешательства. Ну, представьте себе, два мощных зеркальных отражателя стоят на близком расстоянии напротив друг друга. И излучают пучки сильного света. Что будет? Что-то типа светового перегрева. Или даже короткого замыкания. Или взрыва. Ставила-ставила я ему эту улыбку-западню, и сама же в нее угодила! Умом понимаю: абсурд! А в душе ощущение, что если я этой улыбки видеть не буду, то жить мне незачем. И таким красавцем он мне стал казаться… А ведь это не так. Он, конечно, не урод, но и не Марлон Брандо.

— Как? Карл — не красавец? Да все, кого я знаю… Что вы говорите такое! — возмутилась Джули.

— А вот взгляните.

И Лиза протянула ей средних размеров фотографию.

— Ну что? Узнаете Юру?

— Его здесь нет, — ответила Джули.

— Уверяю вас, есть. Вот он. Второй справа.

— Нет… хотя похож, конечно, чем-то…

— Еще бы не похож! Присмотритесь внимательно — нос крупноват? Крупноват! А шея коротковата! Именно! Сам приземистый такой… Волосы волнистые, это правда. Кожа отличная, хотя, может, чересчур смугловат. Цыганистого немного типа. Глаза пронзительные. Сильные глаза. Но опять-таки немного обезьяньи, как у Кончиса. Таких глаз не забыть, но красивы ли они? Не в классическом понимании, наверно. Но вот улыбка! Стоило ему улыбнуться, как он начинал казаться сказочно красивым. И это очарование, этот гипноз продолжался долго. Но недаром его трудно узнать на фотографиях вроде этой, где он не улыбается и где он рядом с другими людьми…

— Моя тетя всегда считала Карла не слишком красивым… Говорила: я преувеличиваю… Хотя она сама себе противоречила, иногда напирала на то, что с красавцами семейного счастья не бывает, — сказала Джули.

— Ну, вот видите… Тетя ваша наверняка принадлежала к довольно редкому типу, абсолютно не восприимчивому к нейролингвистическому программированию. Так что его улыбка для нее ничего не значила. Но все это — относительно. Есть люди, для которых и красота как таковая ничего не значит.

— Есть такая английская пословица: «Красота в глазе смотрящего».

— Вот именно! Субъективная вещь. Для нас-то с вами Юра был, есть и будет красивейшим из смертных, не так ли?

Джули молчала. Данилин понял: она не хочет соглашаться на это «нас с вами». Не хочет Карла делить. Даже в этой ситуации. Потом наконец спросила то, что, кажется, все это время собиралась спросить.

— Вы сказали: нет ничего удивительного, что мы с вами так похожи. Правильно ли я понимаю, что…

— Погодите, я уже скоро закончу… Мы с Юрой стали любовниками. Что в условиях школы нелегальной разведки совсем не просто. Благо занятия были сугубо индивидуальные… Мы, кстати, выучили азбуку Морзе и стали общаться руками, пальцами. Очень нежно получалось. Сам акт любви приходилось обставлять такими предосторожностями — даже смешно вспоминать… защищались от микрофонов с помощью всяких чудных звуковых эффектов. Есть такая присказка: «Да трахайтесь вы хоть на люстре!» Значит: делайте что хотите, мне все равно… Но мы-то в буквальном почти смысле… Ну, то есть именно на люстре нельзя было — она бы веса не выдержала… А все остальное мы, кажется, перепробовали…

Джули не выдержала. Не глядя на Лизу, забормотала:

— Нельзя ли обойтись без таких подробностей?

— Извините… Но это долго не могло продлиться. Что-то стало руководство школы подозревать. Камеры установили. Засняли. Скандал был чудовищный. Меня посадили на какую-то дачу, под домашний арест. Решали, что делать. Тем временем Юра подал рапорт. Предлагал создать из нас пару. Так иногда делали — отправляли на нелегальную разведработу мужа и жену. И в принципе начальство обычно к такой практике относилось очень положительно. Семейные узы и все такое прочее, командная работа, взаимная поддержка. Меньше вероятность возникновения случайных связей… Которые часто бывают губительны для резидента. В общем — масса плюсов. Но тут нашла коса на камень. Нет, и все. Какой-то особый был у Юры профиль. Кого-то он, кажется, должен был соблазнить. Не вас, вовсе не вас! Что вы так нервничаете?

Джули действительно нервничала, побледнела, кусала губы. Бросала неприязненные взгляды на Лизу. А та продолжала, не обращая на это особого внимания.

— Ну, подумайте сами, кому вы были нужны… Вы просто попались на его пути случайно, вот и все. Но вообще я никаких подробностей о его задаче и легенде не знала. Потом еще мой отец вмешался… Он был против категорически… Считал, что я не гожусь в разведчицы…

— Ваш отец?

— Ну да, генерал Трошин…

— Да, — продолжала Лиза. — Моя фамилия на самом деле Трошина. Вон, видите, как Алеша напрягся, даже со стула привстал… Он знает, кем был мой папенька… О-очень влиятельный генерал… Он тогда только примеривался к должности начальника нелегальной разведки… Справедливо считал, что если из меня сделают оперативника, то ему этой должности не видать. Наверно, его можно понять. Человек идет, идет, может быть, всю жизнь к чему-то, близок к осуществлению своей мечты, и вдруг — бац — родная дочь устраивает ему такую подлянку, и все рушится… Когда он мне это все высказал, я ответила: а зачем ты меня вообще в систему КГБ толкал, пусть даже в качестве вольнонаемной? Работала бы я себе в НИИ каком-нибудь гражданском… И горя не знала. Ну, он тут же сделал выводы. С дачи меня выпустили, но и из КГБ уволили. Взяв подписку о неразглашении. Которую я как раз сейчас и нарушаю. Эй, подслушка, обратите внимание! Как запись? Прием! Вину полностью признаю! До шести лет строгого режима! Ау! Только что вы со мной будете делать — в столице незалежной Украины?

Данилин был сражен. Вот это оборот дела! Так вот почему Трошин так странно реагировал — не государственные секреты он пытался сохранить, а личные! Как это он еще насмерть не поперхнулся, когда Данилин ему письмо под нос подсунул. От такого шока и кондрашка может хватить! Сильный человек, ничего не скажешь. Виду не подал — так, закашлялся на несколько секунд, и все.

— Скажите, Лиза, — не выдержала машина для перевода, — ведь ваш батюшка все-таки нынче на пенсии. Я понимаю: он все равно уважаемый и влиятельный в системе человек. Но не настолько же, чтобы такую заваруху устраивать. И угрожали мне, и автокатастрофы подстраивали, и на психику давили. И бог его знает что еще! И все для того, чтобы не дать добраться до вас, до Киева и Юры?

— Я ничегошеньки об этом не знаю, — отвечала Лиза. — Мне известно только вот что. Месяц назад ко мне явился человек из Москвы. Мой бывший коллега по КГБ. Не представляю даже, носит он еще погоны или нет. Неважно. Явился и говорит: вам надо срочно спрятаться. Убраться из Киева. Лучше всего в Россию. Я сказала: нет, в Россию мы не поедем. Ну ладно, говорит, хотя бы в Крым. У нас там есть дача, где отсидеться можно. Я говорю: расскажите хоть, в чем дело? Ну, слово за слово, стал он неохотно так рассказывать. Про расследование господина Данилина. Опасным типом, кстати, вас, Алексей, назвал… Сказал, что вы нашли Джули. Что везете ее сюда. А я до тех пор не знала о ее существовании, хотя и догадывалась. Но как только этот коллега мой вашу фотографию мне показал, все стало окончательно ясно.