– Тут очень красиво, правда? – Дэвид отошел к окну, отчаянно пытаясь сменить тему, потому что не знал, что ей ответить. – Такой красивый сад. Тебе надо пойти прогуляться. Свежий воздух пойдет тебе на пользу.

– Да, тут красиво, – согласилась Ческа, следуя взглядом за Дэвидом. – Но некоторые люди тут просто сумасшедшие. По ночам, когда я пытаюсь заснуть, я слышу, как они стонут. Это просто ужасно. Я бы хотела жить в Марчмонте.

– Чем лучше ты будешь следить за собой и делать то, что говорит доктор Кокс, тем скорее я смогу забрать тебя домой. Ты не хочешь, чтобы я принес тебе что-нибудь, пока ты еще тут?

– Ну, наверное, было бы неплохо иметь телевизор. Мне нечего делать и бывает скучно.

– Я узнаю, что можно сделать.

– Спасибо, дядя Дэвид. А я больна? Я не чувствую себя больной.

– Нет, ты не больна. У тебя был просто… сильный шок, и теперь ты немного слаба, вот и все.

Лицо Чески побледнело.

– Я… Иногда у меня все путается… Мне снятся все эти жуткие кошмары, и иногда я не могу понять, что на самом деле, а что мне приснилось. Иногда я думаю, что схожу с ума. Но я же не сумасшедшая, правда? Пожалуйста, скажи мне, что нет. – И в ее глазах заблестели слезы.

Дэвид опустился рядом с ней на колени и ласково погладил ее по щеке.

– Ну конечно нет, милая. Ты просто очень долго жила под действием сильного стресса, вот и все. Мы отвезли тебя сюда, чтобы ты могла пожить спокойно и оправиться. Тебе не о чем беспокоиться, кроме того, чтобы следить за собой и за малышом. Обещаешь, что будешь это делать?

– Я постараюсь. Просто иногда мне так страшно… Я… Я чувствую себя очень одинокой.

– Но ты не одна, Ческа. У тебя есть малыш, он живет в тебе. – Он взглянул на часы, стоящие у кровати. – Мне уже пора, милая. Я приеду навестить тебя через неделю.

– Хорошо. Я люблю тебя, дядя Дэвид. – Она обхватила его руками за шею. – Ты же не думаешь, что я плохая?

– Нет, Ческа. Я так не думаю. До встречи. – Дэвид поцеловал ее в светлую макушку и вышел из комнаты.

По пути обратно в Лондон он постоянно прокручивал в голове этот разговор. Не было сомнений, что Ческе стало лучше и в какие-то моменты она казалась совсем нормальной. Но от ее фантазий о Бобби у него в желудке поднималась тошнота.

Через четыре часа после визита к Ческе он снова сидел у постели ее матери.

Дэвид вернулся домой в Хэмпстед после еженедельной вахты у постели Греты. Зима сменилась весной, но он практически не заметил этой перемены времен года. Он отменил большую часть рабочих обязанностей, оставив только свою радиопрограмму по вечерам в пятницу, чтобы проводить больше времени с Гретой. Врачи в больнице к этому времени сделали сканирование мозга и другие проверки и были уверены, что в мозгу не было никаких существенных повреждений. Они могли только предложить Дэвиду как можно больше разговаривать с Гретой и читать ей, в надежде, что это может вызвать какой-то отклик. Он охотно занимался этим, но пока все было безрезультатно. Едва он успел войти, зазвонил телефон, и он кинулся снять трубку.

– Алло?

– Дэвид, это Леон. Как дела у Чески?

– Лучше, но это не твое дело, – холодно ответил Дэвид.

– А у Греты?

– Без изменений. Леон, что тебе нужно? Меня ты больше не представляешь, а агентом Чески ты остаешься только потому, что она еще не настолько хорошо себя чувствует, чтобы я сказал ей уволить тебя к чертям.

– Слушай, ну что было, то прошло… Я думал, тебе будет интересно, что я поговорил с Бобби и он был совершенно потрясен. Он сказал, что да, у них с Ческой был легкий флирт, но ничего настолько интимного, чтобы от этого появился ребенок. Он клянется, что просто не может быть его отцом. И что он и понятия не имел, сколько ей на самом деле лет.

– И ты ему поверил?

– Да ни черта! Но что мы можем сделать? Он отрицает любую свою ответственность.

Дэвид стиснул зубы.

– Вот что я тебе скажу. Если я когда-нибудь увижу этого негодяя живьем, я из него всю душу вытряхну. Ты не спросил, он собирается навестить Ческу?

– Спросил, и он сказал, что нет. Он думает, от этого может стать только хуже. Он говорит, что она раздула все дело из ничего и все, что между ними было, это легкий, ненавязчивый романчик, безо всяких обязательств.

– Не могу сказать, что ожидал чего-то иного, но все равно – такая беспардонная ложь просто потрясает.

– У него просто нет совести, да никогда и не было. Послушай, нам надо обсудить кое-что еще. Я говорил с Чарльзом Дэем. Он спрашивал, поправилась ли Ческа настолько, чтобы появиться на премьере «Позвольте в вас влюбиться, сэр».

– И что ты ему ответил?

– Что думаю, это навряд ли. Конечно, я не стал вдаваться в детали насчет ее положения. Чарльз думает, у нее случился нервный срыв от шока, когда ее мать попала в аварию. И он ничего не знает про ребенка.

– Ну, Ческа не в состоянии никуда идти. И даже если была бы, я полагаю, что чертов Бобби Кросс тоже будет на премьере. Леон, как ты мог даже предположить такое?

– Ладно, ладно. Я скажу Чарльзу, что она еще слишком слаба, попрошу объяснить журналистам, что у нее тяжелый грипп. Но вообще – очень жаль. Все ожидают, что фильм ждет огромный успех на обоих побережьях Атлантики.

– Да, Леон, действительно жаль. Но если бы кое-кто не манипулировал Ческой, ничего этого вообще бы не произошло, верно?

– Да, Дэвид, я знаю, ну что тут скажешь? Мне очень жаль, правда.

– Когда в следующий раз увидишь Бобби, скажи ему держаться от меня подальше. А то я за себя не отвечаю.

Швырнув трубку, Дэвид понял, что находится близко к своему физическому, душевному и эмоциональному пределу. Бесконечное сидение у постели Греты изо дня в день, попытки делать все, о чем его просили врачи, стремление пробудить ее память и получить хоть какой-нибудь отклик бесконечно вымотали его.

Он начал терять надежду.

33

Время для Чески тянулось очень медленно. Иногда, проснувшись, она ощущала себя полной сил и думала о Бобби и ребенке, но в другие дни она проваливалась в какое-то мрачное забытье. ЭлДжей приходила к ней почти каждый