«Я думала только о том, что тебе страшно, – прошептала Мари-Жозеф, – но мне ни разу не приходило в голову, что тебе может быть очень, очень скучно. И одиноко».

Она села, поставив мокрые ноги на помост вровень с водой, облокотившись на колени и подперев подбородок кулаками.

Толпа начала проявлять нетерпение:

– Пусть попрыгает! Пусть покричит и посмеется!

– Пропой свою историю еще раз, – шепотом попросила Мари-Жозеф русалку, – чтобы они тоже услышали.

Она встала и обратилась к зрителям:

– Русалка устала прыгать, но может поведать вам о себе.

Русалка запела, однако на сей раз об истории своего народа. Удивленная, встревоженная, Мари-Жозеф стала описывать возникающие в ее сознании образы, тщетно подыскивая подходящие слова.

«Три тысячи четыреста лет тому назад люди моря впервые встретились с людьми суши».

Чарующий корабль под парусами, расписанными осьминогами и рыбами, плавно, словно альбатрос, вплыл в ее поле зрения. Морские люди взирали на него безбоязненно, с одним лишь любопытством. Прекрасные отроки и отроковицы, стройные, с ниспадающими на плечи локонами, сбрасывали подобие коротких, с широкими поясами юбок и бросались с корабля в волны, чтобы приблизиться к людям моря. Они резвились и пели вместе. Эти земные люди были не похожи ни на одно племя, которое доводилось видеть или о котором приходилось слышать Мари-Жозеф: необычные, темноглазые, несказанно прелестные, грациозные, как лани.

«Мы дарили им песни, они дарили нам сказания, – пела русалка, – которые нельзя отнять, можно лишь даровать. Мы встречались как друзья».

Морские люди сопровождали корабль к острову, золотому в мерцающем зное сапфирово-синего Средиземного моря. Корабль медленно и плавно вошел в гавань. На скале над гаванью раскинулся каменный дворец. Женщины, с обнаженной грудью, в юбках колокольчиком, с золотыми украшениями в волосах, возглавляли торжественную процессию, явившуюся к морю приветствовать новых друзей. Дети бросали в воду цветы, и русалки и водяные вплетали их в свои зеленые волосы.

«Морские люди вступили в столицу страны Атлантиды, – перевела Мари-Жозеф. – Нас везли на колесницах в ваннах, расписанных дельфинами и кальмарами. Люди моря и люди земли обменивались раковинами и цветами».

Внезапно тональность песни изменилась. Мелодия сделалась мрачной, в ней появились угрожающие нотки. Мари-Жозеф испуганно замолчала, когда мощнейшее извержение вулкана поколебало твердь и низвергло на остров раскаленный смерч. На голову жителей обрушился град расплавленных камней и ливень горящей золы. Завеса пепла накрыла колесницы морских людей.

Когда извержение закончилось, город был стерт с лица земли.

«Мы искали наших друзей, – пела русалка, – но не смогли найти их. Они все погибли. Наша дружба длилась недолго».

– Это все, – сказала Мари-Жозеф, оборвав пересказ на том, как русалки и водяные принимали цветы из рук жителей погибшей Атлантиды. Зрители захлопали.

Русалка зарычала и в гневе обдала ее фонтаном брызг, требуя объяснений.

– Как же я могла сказать им?..

«Ты всегда должна доводить рассказ до конца, – пропела русалка. – Дай мне слово, что больше не будешь так делать, а не то я умолкну навеки. Ты всегда должна доводить рассказ до конца».

– Хорошо, – сказала Мари-Жозеф. – Обещаю. Отныне я буду доводить до конца любое повествование.

– Пусть расскажет еще! – закричали зрители. – Еще, другую историю!

Сквозь толпу пробился слуга, спеша передать послание графу Люсьену. Граф прочитал его, а потом спустился на помост, остановившись между клеткой и теснящимися довольными зрителями. Хромота его почти прошла.

– Гости его величества! – обратился он к собравшимся. Граф говорил мягко, почти не повышая голос, но его было слышно даже в задних рядах. Зеваки умолкли, проникшись почтением к адъютанту короля. – На сегодня представление окончено, его величество просит вас покинуть шатер.

Не возражая и не сетуя, зрители потянулись к выходу. Мужчины кланялись графу Люсьену, женщины приседали в реверансе. Даже дети, восхищенные тем, что видят перед собой такого маленького, под стать себе, взрослого, стали кланяться и приседать, и граф Люсьен отвечал им с той же учтивостью, что и их родителям.

Русалка всплыла на поверхность, издала непристойный звук и выплюнула струю воды, а потом спросила у Мари-Жозеф, куда подевались все земные люди и как теперь прикажете ей развлекаться.

Мари-Жозеф перегнулась через верхнюю ступеньку.

– Граф Люсьен! Граф Люсьен, вы были правы, – призналась она. – Русалка действительно хочет поиграть и подразнить зрителей. Не стоило мне просить вас, чтобы вы их отослали.

– Я отослал их не ради вас, мадемуазель де ла Круа, – возразил граф Люсьен.

– Разумеется, вы не стали бы отсылать их по моей просьбе. – Ее охватила страшная усталость, и она без сил опустилась на нижнюю ступеньку. – Не знаю, как могло мне прийти такое в голову.

Мушкетеры опустили полог, и в шатре воцарилась тишина.

Граф Люсьен взобрался на бордюр фонтана:

– Вы хорошо себя чувствуете, мадемуазель де ла Круа?

– Да, сударь, – ответила она, однако не пошевелилась.

Граф Люсьен протянул ей фляжку. Она с благодарностью отпила терпкого кальвадоса.

К ней плавно и медленно подплыла русалка и замерла у ее ног, обхватив перепончатыми ладонями ее лодыжки. Осторожно потыкав острыми коготками, она обследовала ее туфли, чулки и пропела вопрос: что это за странную вторую кожу отрастили себе земные люди?

Алкоголь взбодрил Мари-Жозеф. Она скатала и спустила вниз чулки, чтобы русалка могла дотронуться до ее кожи. Плавательные перепонки русалки оказались гладкими и нежными, словно крепдешин. Она погладила Мари-Жозеф по ноге и пощупала ее туфлю. Она поцокала языком, приникнув лицом к ноге Мари-Жозеф и не открывая глаз. Потом ушла в глубину, увлекая под воду ступню Мари-Жозеф, чтобы как следует осмотреть ее голосом.

– Подожди, русалка! Я не могу позволить себе испортить эти туфли.

Мари-Жозеф сняла с одной ноги туфлю и чулок.

– Вот теперь можешь разглядывать мои ноги сколько угодно.

Холодная вода фонтана дошла Мари-Жозеф до голени. Русалка полностью опустилась под воду. Ее голос защекотал пальцы на ноге у Мари-Жозеф.

– А мне можно взглянуть на твою ногу? – хихикнула Мари-Жозеф.

Русалка поставила одну ногу на помост, не показавшись из воды полностью. Тазобедренный и коленный суставы у нее оказались куда более подвижными, чем человеческие. Мари-Жозеф погладила русалку по подъему, и та пошевелила когтистыми пальцами ног. От задубелой кожи на ее ногах исходило тепло.

– Мадемуазель де ла Круа, полагаю, вам больше не стоит пить кальвадос, – сказал граф Люсьен. – Члены Академии наук едва ли захотят увидеть вас полуодетой.