махровой простыней, наблюдал, как она скользящим движением поднимает блестящий чулок вверх по ноге. (Он уже опять хотел эти ноги!) Потом разглаживает их, водя двумя ладонями снизу вверх, взбираясь к пику бедер. Чулки идеально натягивались. Потом она задумчиво просовывала красивые руки в бретельки лифчика и удерживала последние на плечах. Она все делала очаровательно. (Куда девается очарование после двадцати свиданий, — непонятно.) После чего настал черед платья. Леда взяла его в руки, но, не надев, села на кровать. Она обвила руку Августа пальцами и нежно поцеловала ее.

— Ты мой Мастер! Спасибо за такое приятное, неожиданное свидание.

— То ли еще будет! — пошутил Август Флан.

— Я вам почему-то абсолютно и во всем верю, — задумчиво произнесла Леда.

Он хотел увидеть это чудо, с таким темпераментом, еще раз. Еще много раз. Они договорились на завтра на девять утра. Чтобы не терять ни минуты драгоценного времени.

— А теперь мне нужно незаметно выскользнуть из вашего подъезда, — попросила она.

Все это было знакомо, и Август пошел к окну на кухне, проверить, что происходит во дворе. Она выскользнула незамеченной.

Он едва успел ко второй лекции, а с третьей его утащили виноградные друзья Омар и Дон Педро — пить пиво. С потрясающей воблой.

Засыпая в кабинете на диван-кровати, Август все еще чувствовал на простынях запах Леды.

Ровно в девять утра раздался звонок в дверь. Ему понравилась такая пунктуальность. Он хотел предложить ей чай, но она сама взяла его за руку и повела в кабинет. Август еще не успел убрать свою постель. Остановившись, Леда прижалась к нему, поцеловала в щеку и прошептала на ухо:

— Я полночи не спала, вспоминая… И не могла дождаться…

Дальше уже слова были не нужны. Леда была в светлокремовой блузке, через которую едва просвечивались очертания лифчика, и в темно-бордовой юбке. На ногах ее были бело-молочные чулки. Август обожал белый цвет и ножки в белых чулочках. Он взялся за верхнюю пуговичку ее блузки. И почувствовал, как Леда сразу поплыла. У нее был удивительный темперамент и чувствительность. Лишь только он проводил ей рукой по спине, как она едва не падала на пол или теряла сознание. В прямом смысле…

Голые, они опустились на кровать. Август сначала поцеловал ее губы, потом подбородок, шею, плечо, спустился к соску и обцеловал сначала его, потом грудь. Начал ласкать языком ее бок, ребра, настала очередь живота, низа, изящного пупка, душистого треугольника, он у нее пах, как роза. Целуя бедро, он спустился к колену, поцеловал его и приподнял ее ногу, чуть согнув. Теперь он целовал ее подколенную ямочку, уроки Томилы не прошли даром. Леда извивалась, глубоко дышала и издавала легкие звуки. Август уже целовал ее крепкую, тугую икру, по которой стал подниматься вверх, целуя внутреннюю, чувствительную часть бедер, полусжатых и, направляясь к заветной ложбине, остановился в сантиметре от входа. Он не рассчитал, провел языком и нечаянно коснулся ее губки, оба одновременно вздрогнули, и она задрожала. Август видел, что больше возбуждать ее не надо, она сочилась желанием, а ее тело — негой. Леда горела как в огне и сильно дрожала. Он быстро потянулся наверх и скользнул в ее влагу с ходу. Она дернулась, выгнулась и стала дико биться, будто пронзенная стрелой. Август опять чувствовал, как во что-то упирается и пружинит его член. И до конца не дает развить свободную скорость. На которой можно все пронзить, пробить, «проломить» до конца. Ему нравилось и хотелось быть внутри нее, за исключением этого мешающего, опутывающего, неназойливого тонкого нейлона. Он уходил вбок, нырял вверх и вниз, опять толкался в стороны, но уйти из его сжимающего кольца не удавалось. Август надеялся, что чем резче он будет всаживать рукоятку в ножны, тем скорее избавится от остаточных пут и паутинок, он хотел дефлорировать Леду до конца. Она же только сильнее извивалась и повыше подбрасывала его на своих выточенных сочных бедрах. Одновременно от радости и боли, закусив губу и стараясь подавить громкие вскрики. Чтобы не испугать и не остановить его, делающего свои необыкновенно важные па. Он понимал эти стоны по-своему и вдвигал шомпол все глубже и глубже… Ее повлажневшая грудь с красивыми сосками билась в его, их животы скользили от влаги, руки разламывали ее плечи, она скребла подушечками пальцев его спину. Их молодые тела потрясающе подходили друг другу и чувствовали изгибы и малейшие выступы один другого. Попадая и сливаясь. Еще не зная, способна ли она уже испытывать оргазм, он разорвался внутри нее, утопая в резкой, горячей волне. На сей раз Августу не надо было смотреть, он знал — она лежала без сознания. И только через ее влажные губы вырывалось легкое, нежное дыхание, успокаивающее его, что она жива. И дышит. Он опустил лицо между ее плечом и шеей и замер. Август все еще был в ней, и то, что она находилась без сознания, возбуждало его с неведомой силой. Минут через пять она пришла в себя, коснулась губами его щеки и прошептала:

— Было очень больно, но безумно сладко.

Он поразился ее терпению. Как будет поражаться потом всегда.

— Поцелуй меня в губы, — вдруг попросила она.

Ее язык касался его нёба. Она прижалась к животу Августа и стала медленно двигаться под ним. Он мгновенно возбудился, не выходя из нее. Собственно, произошедший оргазм почти не ослабил его твердости или возбуждения. Август не представлял, что так может быть. Теперь он мягко, нежно, но с напором скользил в ее лоне. Она приподняла ноги и развела. Им обоим стало намного удобней. Она плыла, как волна под фрегатом, и вдруг почувствовала, как какая-то доселе неведомая сила начинает горячо сжимать ее бедра, низ, лоно: катиться, давить, затапливать, подниматься выше и выше… Взрыв!..

— Да! да!! — закричала она, кончив первый раз в жизни. — Да!!!.. — прошептали ее губы, прежде чем сознание уплыло в нирвану оргазма и удовлетворения.

Август нежно лизал языком ее шею, щеку, глаза, пытаясь привести Леду в сознание. Все его тело обнимало ее. В этот раз она приходила в себя гораздо дольше. Он не испугался, понимая. «Какая ласточка, — думал Флан про себя. Это ж нужно —