– Дитя охотницы и дракона, стали и пламени, – довольно заметила Гррахара. – Ты подаришь Северным Гнездам будущего кахррара. А он подарит мир: драконам и людям.

– Откуда вы это знаете?

– Может, Первопредок нашептал. А может, это просто мечты старой драконицы. Что ж теперь, и помечтать нельзя?

– Рроак знает?

– Ты спрашиваешь, не рассказала ли я кахррару, что его пара, носящая под сердцем наследника, билась наравне со всеми? Да благие ветра с тобой! Я старая, но из ума не выжила.

Я рассмеялась. В то, что Гррахара говорит серьезно, не поверила ни на миг. Эта драконица сама кого хочешь напугает, и гнева Рроака она точно не страшится.

– Я расскажу ему все. Сегодня.

– Тогда, сделай милость, и за дядю своего старшего сына тоже попроси сегодня.

– Геротта ждет наказание?

– Никто не смеет нарушать прямой приказ кахррара. Геротт знал, на что шел, когда решил помочь тебе. Теперь ему самому нужна помощь.

Я кивнула. Уверена, Рроак не откажет мне в просьбе. Не сегодня.

Поднялась, оправила юбку, шагнула к Сайллору, собираясь позвать его домой, но Гррахара меня остановила:

– Я присмотрю за мальчиком. А ты поспеши, кахарра.

– Почему вы зовете меня так? Уже в третий раз. Разве это не… не ласковое обращение?

Щеки заполыхали от смущения, стоило вспомнить, при каких обстоятельствах я услышала это слово впервые. Однако взгляда не отвела.

Гррахара хмыкнула:

– Кахарра – это титул. На драконьем наречии он означает «сердце». Парящие – крылья и когти нашего клана. Кахррар – его голова. А ты, Кинара, стала сердцем Рроака. Сердцем Северных Гнезд.

Три года спустя

Дверь отворилась без стука. Я обернулась и с улыбкой встретила вошедшего Геротта. В праздничном облачении: в длинной темно-синей жилетке, расшитой серыми нитями; с широким черным поясом; белая рубаха с высоким воротом и тонкой шнуровкой; начищенные до блеска сапоги.

– Хорошо выглядишь, – заметила одобрительно.

– Ты тоже, кахарра.

Я кивнула, принимая комплимент, огладила юбку платья бутылочно-зеленого цвета. Подала руку Геротту и позволила ему вывести меня на улицу.

Летний ветер ласково огладил по щеке, играючи качнул косы, заплетенные свободно. Тонкий обруч на лбу иногда пускал солнечные блики, которые я ловила краем глаза. Рукава до локтя не скрывали парного рисунка, и драконы, встречающиеся нам по дороге, с улыбкой поглядывали на мое алое крыло. Некоторые склоняли головы.

Рроак был прав – горы приняли меня. Его народ принял меня. Сейчас, идя по улицам Северных Гнезд, я впервые ощущала это так полно. Старое, почти забытое чувство, будто я там, где мне самое место. В Ордене за десять лет я так и не испытала ничего похожего.

Но все меняется. Теперь мне нравится возвращаться в Орден. Мы с Рроаком прилетаем туда раз в два месяца или чаще, если Гоарр, который по приказу кахррара следит за порядком у охотников, передает просьбу Айкира о встрече.

Пока рано говорить, что мы сумели вырвать ростки зла, посеянные Мадеком, но новый мир постепенно строится. Айкир действительно стал замечательным отцом Ордена: ему удалось достучаться почти до каждого сердца, в котором остались сомнения. Арила через год после той битвы стала праведной матерью. И Первопредок свидетель, даже Гррахара может позавидовать тому, как она строит молодняк! При этом Арилу обожают, перед ней не испытывают страха.

Со столицей мы, как и планировали, ведем себя осторожно. Иногда приходится посылать ложные доносы о стычках с драконами, чтобы не вызвать подозрений. Все-таки было бы странно, если бы после стольких лет войны нападения резко прекратились. Однако каждый раз таких доносов все меньше, а отправляются они в столицу все реже.

Из денег, присланных на восстановление башен, удалось отложить часть и помочь возродить Загорное. Жизнь в предгорьях не стала враз безоблачной, но она восстанавливается. Люди по-прежнему бросают настороженные взгляды в сторону гор, да только уже не так часто.

Шум с площади мы услышали еще на подходе. А еще через пару минут увидели почти всех жителей Северных Гнезд. На ступенях к чертогу выстроились парящие, образовав коридор. Все в праздничных одеждах, с гвизармами.

Когда мы с Героттом вышли в центр площади, народ возликовал: захлопал, зарычал довольно. И тут же, отвечая, распахнулись тяжелые двери чертога. Первым вышел Рроак. В красно-золотой сорочке, в тяжелом плаще, удерживаемом двумя витыми фибулами. На лбу широкий мерцающий обруч.

Следом порог переступила Гррахара. За ней – Сайллор.

К горлу подступили слезы. Я смотрела на своего мальчика и не могла отвести взгляд. За прошедшие три зимы Сайллор сильно вытянулся, светлые волосы отросли, и теперь легко собирались в косу. Спина прямая, как древко гвизармы. И взгляд… такой радостный, что кажется, мой мальчик взлетит даже без оборота!

Обычно драконятам требуется около полутора лет, чтобы научиться чувствовать внутреннего зверя. Но Сайллору Рроак запретил спешить. Слишком рано проснулась вторая ипостась – Сайллор мог не справиться с ней. Теперь же, спустя луну после десятого дня рождения, он готов расправить крылья.

Я протянула руки, обняла сначала мужа, потом сына. Тепло улыбнулась Гррахаре. Взяла у нее чашу, полную зеленой краски, обмакнула пальцы и провела по лицу Сайллора ото лба до подбородка. Потом мы с Гррахарой отошли к ступеням.

– Сегодня, – громко заговорил Рроак, – в небо поднимется юный сын Северных Гнезд, Сайллор Карстен Дарер. Геротт Дарер, полетишь ли ты вместе с племянником, подставишь ли крыло, если потребуется?

– Да, мой кахррар.

– Кинара ках Ольдрайк, готова ли ты встретить сына и принять его, обожженного ветрами?

– Готова, мой кахррар.

– А ты, Сайллор, готов ли взлететь?

– Давно, мой кахррар!

Я еле сдержала улыбку, глядя на сына. Еще немного, и он запрыгает на месте от нетерпения! Даже ответ выпалил на одном дыхании – так торопился.

Рроак посмотрел с укоризной: церемонии для драконов священны, спешка тут недопустима. И Сайллор покорно склонился, признавая неправоту. Правда, тут же выпрямился и уставился преданным взглядом, без слов спрашивая: «Теперь-то можно?»

Рроак помедлил еще буквально мгновение, пряча улыбку в уголках губ, и произнес:

– Да будут ветра к тебе благосклонны. И да примет Первопредок твой первый полет!

Он отошел, давая Сайллору место для оборота.

Все присутствующие затаили дыхание. На площади стало так тихо, что я отчетливо услышала:

– А почему брат медлит?

– Он взывает ко внутреннему зверю, – раздался тихий ответ Маккиры.