Когда-то, в начале их путешествия, когда он читал стихи непроницаемому Горькому, чтобы достать, наконец, до его сердца, исполнил «Песнь о собаке», щенков которых утопил жестокий хозяин. Про то, как, сука, всё понимая, бежала за ним, как катились её глаза звёздами в снег… Исида знала перевод большинства его стихов, несмотря на плохой русский, она знала, о чём он читал. И плакала – слишком ясной была аналогия. Её детей тоже унесла река. Разве её боль не такая же жестокая, неизмеримая и страшная, как той собаки? Разве её глаза не стали мёртвыми с того дня? Горький помнил её историю. Думал: «А Есенин-то не щадит эту международную шлюху…» Мгновенно понял, что тот презирает любовь Исиды. Разве можно так топтать сердце любимой женщины? Её дети, её несчастные дети… Сколько же ненависти надо иметь к ней…

После долгой одинокой прогулки по Парижу, в течение которой Сергей дошёл от площади Согласия гравийными, хрусткими дорожками сада Тюильри, мостами до самого Notre Dame, а вернулся набережными, он застал Исиду совершенно одну, сидящую в сумеречной комнате, в которой жарко пылал камин. Накатывал вечер, последний неяркий свет резко чертил абрис высоких больших окон.

Она склонилась над своей реликвией – альбомом с фотографиями детей. Всё, что у неё осталось. Ведь Исида велела выбросить вещи, не в силах смотреть на них. Она плакала.

В этот одинокий час она ощущала себя совершенно маленькой и раздавленной жестоким роком. Чувствовала себя одинокой, вселенски одинокой. Разве Сергей не покинет её? Сколько дней им осталось быть вместе?

Увидела сразу, что он слегка пьян.

Подошёл, резко захлопнул альбом. Смотрел на неё зло. Как человек, чьё терпение истощилось совершенно. Крикнул:

– Сколько раз я просил тебя не делать этого?! Это невозможно, понимаешь?! Ты вся – из боли!

Схватил альбом и швырнул в огонь. Потеряв голову, Исида бросилась к камину. Он удержал её силой. Рвалась и царапалась, с ужасом наблюдая, как языки пламени снова похищают у неё детей…

Сергей её отпустил, когда альбом сгорел дотла. Упала на пол без сил, почти в обмороке.

Пытаясь забыть, зачеркнуть ужас этого вечера, на другой день Исида собрала друзей в ресторане отеля, празднуя своё возвращение домой и восхваляя чудесные вина Франции, когда к ней быстрым шагом направился администратор. Бледный лицом, он сообщил, что в их номере творится нечто ужасное. Дверь заперта, и оттуда доносятся такие вопли, звуки ломаемой мебели и бьющегося стекла, что все миллионеры, живущие по соседству, в страхе покинули свои номера, думая, что снова война и Париж бомбят… Исида, уже отнюдь не трезвая, поднялась с администратором в номер.

Велела взломать дверь. Несомненно, то, что открылось её взору, превосходило всякие ожидания. Такого благополучные тихие стены этого дорогого места, всегда полного коронованными особами, верхушкой знати и власти, не знали никогда. Сергей, свирепый, как вепрь, бросился на Исиду с кулаками. Шесть человек, оказавшихся рядом, едва смогли удержать его. Окно было выбито, прохладный и нежный воздух струил и раздувал одну занавеску. Вторая была сорвана. Тахта и обломки туалетного столика валялись внизу, на улице. Все до одного многочисленные зеркала номера были перебиты. Простыни порваны. Вазы валялись на полу в виде черепков. Антикварные часы XVIII века разлетелись вдребезги, до колёсиков, от удара о мрамор камина. Не оставалось ни одного целого предмета.

Исида умоляла служащих не вызывать полицию. Уверяла, что её несчастный муж болен, что с ним время от времени случаются такие припадки, что нужен только врач! Пока она бегала, искала врача, явились ажаны, скрутили Сергея и отправили его в участок. Доктора она нашла в отеле «Мажестик». По дороге в полицию рассказывала, что бывает, когда Сергей выпьет. Она плакала и просила врача помочь ей вытащить его из лап ажанов…

Вне себя от того, что Исида привела к нему доктора, Сергей пришёл в ещё большее бешенство. Связанный, снова неистовый, рвался с кровати, требовал свой портфель, крича, что в нём его стихи…

Когда вышли, врач сказал: Сергей болен и очень опасен. С ним нельзя оставаться наедине. Его надо лечить. Посмотрел и многозначительно произнёс: «В каком заведении, понимаете сами…»

Исида повесила голову. Она была сражена. В отель вернулась в четыре часа утра, почти мёртвая от испуга, переживаний и усталости.

Она чувствовала себя одинокой и растоптанной. Если б не старинная подруга Мэри, вероятно, ей было бы совсем невмоготу. Нет! Она не позволит засадить Сергея в сумасшедший дом. Даже под страхом быть им убитой!

Обожающая её идеалистка Мэри все утро баюкала Исиду на коленях, уверяя, что этот проходимец не стоит ни одной её слезинки. Она не осуждала свою великую подругу – в своё время у неё самой был страстный и тяжёлый роман. Хочется ей терпеть – пусть терпит, только он всё равно не стоит такого отношения!

Исида мотала головой: стоит! Ещё как! Сергей Есенин – гений!

Мэри улыбалась и говорила:

– Этого не может знать никто.

– А я знаю! – не унималась Исида. – Ему всё можно. Если хочет меня бить – пусть бьёт. Только бы рядом был. – И ревела, как девчонка.

Рассказала Мэри про то, что Сергей сжёг фотографии её деток, что держал её, пока не догорели…

Из глаз Мэри, отразивших весь её ужас, брызнули крупные слёзы. Сжала кулачки.

– Я бы его убила, когда спал. Убила бы!

Исида качала головой:

– Ты ничего в нём не понимаешь, дорогая. Просто он устал терпеть мою боль. Она всегда во мне. Он принимал её на себя. Даже с Архангелом мне не было так легко…

Утром Исиде мягко сказали, что отель «Крийон» не может более оказывать им гостеприимство. Они перебрались с Мэри в Версаль, столь горестно памятный для Исиды. Она надеялась, что репортёры не найдут её там. Увы, не тут-то было.

Лихорадочно ища выход из положения, Исида вспомнила про ещё одну свою подругу – великую куртизанку и артистку, любовницу самого Пуанкаре. Вот кто ей поможет! Дорогая Сесиль. Когда-то она уже оказала большую услугу ей и Сергею – с визами во Францию. Правда, Исида отправила ей большой кусок парчи, расшитый драгоценностями и жемчугами, вывезенный из России. Она его купила в том самом распределителе, где и шубу. Заплатила золотом. По слухам, эта парча принадлежала самой Императрице Всероссийской, Александре Фёдоровне. Исида в это не верила – она могла принадлежать кому угодно из богатейших семейств России. Сесиль заказала Пуаре платье, и тот сшил для неё роскошный наряд.

Не бросит же она её в такую трудную минуту! За погром в отеле «Крийон», избиение портье и сопротивление сотрудникам полиции Сергею грозил либо сумасшедший дом, либо несколько лет тюрьмы. Ни то, ни другое Исида не могла допустить.

Сесиль Сорель действительно помогла! Но, к сожалению, Сергею было предписано покинуть пределы Франции в течение двадцати четырёх часов. Это была цена его свободы.

Сергей собирался так радостно и беззаботно, что Исида видела: он просто добился того, чего хотел. Этот его погром – никакой не припадок. Он покидает её навсегда, мчится в свою Россию. Такой светлый, праздничный и нарядный, словно и не грозила ему недавно тюрьма. Он вырвался из её рук! Пусть будет, как он хочет. Исида так устала бороться, что чувствовала: совсем, ну совершенно нет сил. Села в кресло, наблюдая за его сборами, вытянула ноги. Вдруг поняла, что не может двинуться вообще, не в состоянии согнуть ноги обратно. Язык едва шевелится. Слабым голосом Исида позвала Сергея. Он махнул рукой: отстань!