Именно тогда Павлов и озвучил свой план. Да, «Ефремов» сильно пострадал, и теперь из него нельзя было сделать станцию, передающую сигнал на гравитационных волнах. Погибло оборудование. Погибли специалисты. Но много сохранилось – прыжковые двигатели, запасы топлива, электроника. И был козырь. Настоящий туз в рукаве.

Этот туз пригодился спустя пять лет, когда основной ремонт был закончен. Оставалась масса работы с электроникой и автоматикой, но в целом «Ефремов» был готов к перелету. Тогда появилась другая проблема – команда. Кто рискнет отправиться в последний полет к Земле? Одиночки, не нашедшие себя в новом мире. Старики, мечтающие умереть под лучами родного солнца. И – неисправимые романтики, для которых главное не цель, а процесс. Главное – лететь. Неважно куда. Главное – двигаться вперед.

Павлов вновь спустился на планету и бросил клич. Нашлась масса желающих помочь с автоматикой и программированием. И почти никого, кто хотел бы оставить новый дом. Почти все были уверены – со дня на день прилетит большая экспедиция с Земли. Прыжковые корабли. Все будет хорошо. Весной будем уже на Земле. Ну, хотя бы к Новому году. И тогда Павлов ушел.

А через год к нему пришли пилоты. Два десятка. Те, кто хотел летать. На звездолетах, на катерах, на самолетиках, на планерах – да хоть на воздушных шарах. Новый дом еще не скоро сможет предоставить им такую возможность. Пилоты, не умеющие ничего другого, не хотели растить инопланетные огурцы и заниматься ирригацией засушливых зон. Они хотели – летать.

Так у Павлова появилась команда. Еще через три года тренировок и составления планов настал час, когда Николай признал – сделано все, что можно, и лучше уже не будет. Экспедиция с Земли так и не прибыла, связи нет и не предвидится, годы идут, никто не молодеет, а дорога будет долгой. Пора.

Лифт остановился, и бывший пилот опустил затекшие руки. Привычно помассировал левую кисть, почти потерявшую чувствительность. Когда открылись двери, Николай шагнул через порог – прямо в огромный зал пункта управления. В рубку.

Она сильно изменилась. Пришлось все переделать. Распотрошить пульты, свести воедино все старые и новые связи, переложить полы и стены, выдрать ведущие кабели и системы управления. И только одно осталось неизменным – дыра в полу рядом с креслом звездного пилота. Та самая, в которую провалилось второе кресло дублера и откуда ему, Павлову, пришлось выбираться. На его восстановление решили не тратить ресурсов. Хватит и одного пилота.

Медленно ступая по звенящему полу, Николай прошелся по залу управления, подошел к центральному пульту. Его выстроили буквой «П» вокруг ложемента звездного пилота. Снесли к нему, в центр, все нужное и необходимое. Так, чтобы справился один человек.

У огромной стальной сферы Павлов остановился. Оглянулся по сторонам. Все было в порядке, вся техника работала, никаких тревожных сигналов не видно. Пора. Наверное, нужно было что-то сказать или сделать. Но Павлов не знал – что.

Так ничего и не придумав, он раздраженно махнул рукой, провел ладонью по гладкой сфере, и она треснула пополам. Раскрылась, обнажая белоснежное мягкое нутро. Николай поправил летный скафандр и ловко запрыгнул в ложемент – как на тренировках. Лег на спину, чувствуя, как мягчайшее ложе принимает его в свои объятья, как морская пена. Надел шлем и подключил коннектор к гнезду управления.

Крышка ложемента мягко закрылась, отрезая Павлова от внешнего мира. Перед глазами вспыхнул экран. Потом второй. Третий. Внутренняя поверхность сферы превратилась в большой светящийся монитор. Павлов пошевелил пальцами, и сигнал от перчаток ушел в системы ложемента. Все работает.

Он привычно активировал систему, настроил под себя расположение окон, вывел основные параметры корабля на экраны. Включил камеры. Тяжело вздохнул и начал готовить корабль к старту.

Все было в порядке. «Ефремов» двигался на малой скорости уже два дня. Модифицированные микроволновые электромагнитные двигатели очень медленно, но верно разгоняли звездолет. И будут разгонять его еще около года. Потом включится автоматика, сработают прыжковые двигатели, и «Ефремов» прыгнет на два десятка световых лет – в сторону Земли. А потом еще двадцать лет на основных двигателях, на околосветовой скорости, будет лететь к родным берегам. Пока не поймает сигнал главной диспетчерской Земли. Вот тогда-то звездолету и понадобится пилот. Такой был план. Теоретически.

Это было настоящим безумием, и Павлов прекрасно это понимал, как и все, кто решил отправиться в последний рейс «Ефремова». Корабль мог разрушиться в первые месяцы, а то и дни полета. Могли подвести разгонные двигатели. Одна поломка – и звездолет уже никогда не выйдет на скорость, необходимую для прыжка. Да и сам прыжок мог пойти не так. Кто знает, как поведут себя прыжковые двигатели после катастрофы. Да, их проверили всеми возможными средствами и способами, но всегда остается место для случайности. А уж двадцать лет в открытом пространстве – тут что угодно может случиться. И все-таки они решились. Безумный план, рожденный из идей безумца Чагина, погибшего во время катастрофы, как и сотни людей рядом с ним.

Конечно, были сомнения. Не только у самого Павлова. У многих. Но была и вера в то, что они поступают правильно. Что так нужно. Что это необходимый риск. Земля должна получить эти знания, люди должны получить информацию о полете «Ефремова». А если полет будет неудачным… Что ж, оставалось надеяться, что когда-нибудь корабли Земли прибудут в систему Скорпиона-18 и найдут если не колонию выживших, то хотя бы информацию, оставшуюся в опустевшем городе.

Павлов мотнул головой. Прочь глупые мысли. Все будет хорошо. Не может не быть. Мы можем это сделать – значит, сделаем. Вот и весь сказ.

Нахмурившись, Николай быстро пробежался по основным показателям, поправил таймеры, проверил резервные каналы. Все работает и должно работать как часы. Большая красная кнопка нажата. Теперь корабль выполнит программу, даже если пульта управления больше не коснется человеческая рука. Он как пилот выполнил все необходимые настройки и отдал все приказы. Теперь его знания и умения понадобятся, только если что-то пойдет не так.

Активировав внутренние камеры, Павлов вывел на экран изображение центрального медицинского хранилища. Большой отсек в самом центре звездолета, самое безопасное и надежно защищенное место. Сейчас в нем ровно тридцать мягких ложементов, на которых покоятся тридцать тел. Можно сказать – спящих. Очень похоже на тихий час в детском саду. Вот только стены исчерканы не карандашами и фломастерами, а голубыми пульсирующими линиями открытых энергосетей. Волшебники. Эти ребята из пятой лаборатории имени Федорова – волшебники. Они окружили всю комнату энергетической сетью, заставив ее функционировать в таком режиме, который не был известен раньше. Это выглядело как магические огни из детской книжки, да и действие их было сродни колдовству фей. Никто, кроме пары человек на корабле, а может, и во всем мире, не понимал, как это работает. Но это работало.

Находка, которая стоила жизни стольким людям, в том числе и самому Федорову, должна была стать главным козырем людей, собравшихся вернуться домой. Темпоральный стазис – так это назвали ребята из лаборатории. Энергетические поля, внутри которых время замедлялось почти до нуля. Человек, помещенный в зону действия поля, можно сказать, застывал. Все процессы в теле замедлялись и останавливались. Идеальная консервация. При этом большинство ученых были уверены – такое замедление лишь мелкий побочный эффект работы данных полей. А для чего именно было нужно инопланетное устройство, найденное Федоровым в обломках астероида, – оставалось за гранью понимания землян. Зато с этим побочным эффектом разобрались быстро. Удивительно, каким гибким и изобретательным становится человеческий разум, если ему растолковать простую вещь – это изобретение наш последний шанс увидеть Землю и своих родных.