А может, он умер, просто еще этого не понял? Вполне возможно. Но ведь мертвым не больно… А рана в груди страшно болит. Божий мох пытается залечить тело, но безуспешно.

Наконечник стрелы глубоко вошел в камень. Самому Бершаду его не вытащить.

– Слушай, помоги-ка мне, а? – попросил он дракониху, похлопав по массивной стреле с оперением из толстой плетеной проволоки. – Попробуй вот это выдернуть.

Серокрылая кочевница снова вытянула шею, обнюхала древко и осторожно его лизнула. Стрела качнулась, разрывая Бершаду легкие. Драконьер застонал от боли.

Дракониха отпрянула.

– Нет-нет, не волнуйся. Просто выдерни его – и все.

Дракониха заморгала и недоверчиво фыркнула.

– Если ты способна разрушить целый город, то можешь и выдернуть дурацкую стрелу.

Серокрылая кочевница расправила крылья и взмыла в небо.

– Ни фига себе… – вздохнул Бершад.

Из последних сил он потянулся к котомке с божьим мхом. От движения жуткая боль пронзила грудь и легкие. Застонав, Бершад сорвал котомку с пояса, разодрал ее зубами и высыпал содержимое в рот.

В общем-то, это был не самый разумный поступок, но когда висишь, пришпиленный катапультной стрелой к крепостной стене, то понятие разумности приходится пересматривать. Бершад в три приема проглотил божий мох, провел языком по зубам и деснам, собирая крошки, – ведь для того, что он задумал, ему потребуются все силы.

– Да уж, приятного будет мало.

Он обхватил древко обеими руками, стер с него кровавое месиво собственных кишок, а потом с диким воплем резко дернулся вперед, чувствуя, как рвутся легкие. Сердце бешено забилось, лихорадочно выталкивая кровь, которая водопадом хлестала на булыжники мостовой.

Мало-помалу Бершад передвигал свое измученное тело вдоль древка. Он стонал, выл, орал, судорожно извивался от боли и выкашливал сгустки черной крови. Наконец остановился, чтобы оценить, на много ли ему удалось сместиться, и с сожалением выдохнул:

– Вот же ж хрень!

Он продвинулся всего-навсего на пол-локтя. Вроде бы на пол-локтя. А древко было десять локтей длиной.

Ничего не выйдет. Фигово умирать пришпиленным к стене, как крыса, но, наверное, лучше так, чем превратиться в дерево. Впрочем, следовало признать, что особой уверенности в этом у Бершада не было. От жуткой боли он вообще плохо соображал и уж точно не был способен рассудительно оценивать все за и против. Бершад закрыл глаза, жалея, что наелся божьего мха, – теперь придется умирать долго и мучительно.

На какое-то время он снова потерял сознание, а когда пришел в себя, услышал знакомый голос Фельгора:

– Сайлас, ты совсем спятил, что ли?! Я же просил тебя не умирать!

65. Нола

Заповедный Дол

– Чтоб тебя, Фельгор, – простонал барон Сайлас, блеванул кровью и беспомощно обвис.

Со стороны казалось, что он умер, но Нола видела, как в его рассеченной груди медленно расширяются и опадают синеватые легкие.

О боги…

Невозможно было понять, каким чудом барон Сайлас еще жив. Из его раны уже вытекло столько крови, что на мостовой багровела огромная глубокая лужа.

– Так, надо быстренько снять его оттуда, – заявил Фельгор.

– Само собой, баларин, – вздохнул Перн. – Вот только как это сделать?

Нола огляделась. Улицу усеивали расколотые камни, обломки черепицы и бревна, разбитые в щепу, – остатки катапульты, которую дракониха сбросила с крепостной стены. Повсюду лежали трупы и валялись покореженные куски металла.

И обрывки веревок и канатов.

Нола подняла с земли веревку, в которой запутался труп Змиеруба, разорванного драконихой пополам, и спросила:

– Кто умеет вязать удавки?

Все умолкли.

– Я, – внезапно сказала Гриттель.

– Ты? Откуда?

– Меня Трокци научил.

– Ладно, тогда за работу, – сказала Нола, подавив невольный всхлип. – Сделай-ка нам четыре удавки, и покрепче.

Спустя двадцать минут Гриттель приготовила удавки, две из которых удалось накинуть Бершаду на запястья. С лодыжками было сложнее.

– Сайлас, приподнимись-ка, подставь ногу! – крикнул Фельгор.

– Сейчас попробую, – слабым голосом отозвался он.

Нола понимала, что Бершада нужно снять с крепостной стены как можно скорее, пока он снова не потерял сознание.

– Барон Сайлас! Прошу тебя, еще один разочек, самый последний! – взмолилась она. – Мы сейчас все сделаем.

Он с неимоверным усилием сдвинул правую ногу, чтобы Нола могла обвить ее веревкой.

Меткий бросок – и удавка захлестнула лодыжку Бершада. Нола подергала веревку, затягивая петлю потуже.

– Ура! – воскликнул Фельгор. – Хвала Этерните!

– Твоя богиня времени тут ни при чем, – возразил Перн.

– Я могу и твоих лесных божков возблагодарить, мне не жалко. – Фельгор задумчиво прищурился. – Ну что, обойдемся тремя удавками или как?

– Если честно, я уже устал, – вздохнул Перн.

– Ладно, давайте-ка сдернем его оттуда.

Фельгор, Перн и Нола взялись за свободные концы удавок.

– Гриттель, закрой глаза и зажми уши, – сказала Нола.

Сестренка упрямо помотала головой:

– На кухне барона Куспара было куда страшнее.

У Нолы защемило сердце.

– Ладно. Только отойди в сторону, чтобы кровью не забрызгало.

Втроем они подволокли барона Сайласа, вопящего от боли, к оперению катапультной стрелы, а потом дело застопорилось.

Хвостовое оперение стрелы представляло собой четыре примотанных к древку широченных кольца, сплетенные из толстой колючей проволоки. Сайласа с неимоверными усилиями протащили через первое кольцо. Драконьер жутко завывал от невыносимой боли, а проволочные витки покрылись склизкими обрывками синеватой легочной ткани.

Невозможно было представить себе, что он выживет после таких мучений, к тому же на плечах барона Сайласа внезапно проросли плети лиан и клубки корневищ.

– А вот это уже хреново… – Фельгор со вздохом отшвырнул удавку и крикнул: – Эй, остановитесь! Немедленно.

– В чем дело? – спросил Перн.

– Долго объяснять. – Фельгор закусил губу и встревоженно произнес: – Уходите-ка отсюда, и побыстрее.

– Почему? Что происходит?

– Он… в общем, он сейчас превратится в дерево. Ну, вроде того. Так что вам лучше уносить ноги.

– В дерево? Это как?

На крышу особняка рядом с крепостной стеной опустилась дракониха и жутко взревела, заглушая объяснения Фельгора. От страха у Нолы засосало под ложечкой. Все дружно спрятались за угол. Немного погодя Нола не выдержала и осторожно выглянула из-за стены.

Дракониха ткнула мордой в руку Сайласа, будто утешала его, хотя и не собиралась помочь. Барон Сайлас то впадал в беспамятство, то приходил в себя; в какой-то миг он умоляюще посмотрел на дракониху и ласково потрепал ее по голове.

– Нет-нет, рано еще, – прошептал он. – Прошу тебя, дай мне закончить…

Дракониха отшатнулась и испытующе уставилась на него. Ее взгляд был осмысленным – совершенно не драконьим, да и вообще не звериным.

Она наклонилась, сжала древко зубами, выдрала стрелу из стены и опустила барона Сайласа на мостовую с нежностью кошки, переносящей новорожденного котенка. Лианы, проросшие из спины Сайласа, медленно расползались по улице.

– На помощь! – крикнул