страха оказали на них замечательное воздействие, но я не знала и так и не узнала, насколько все наши планы, как его, так и мои, действительно помогли, ведь оборудования не хватало до такой степени, что невозможно было сделать многое из необходимого. Мэр действительно начал собирать врачей и медикаменты и сильно помог реорганизации пожарных подразделений. Я говорила о других занятиях, о поездке в Сиэтл. Я работала весь день и добиралась до следующей остановки ночным поездом, ведь после наступления темноты самолеты не летали. Ощущение было странное – находиться в поезде, где не видно огней – даже фару на локомотиве приглушили, и снаружи не было света.

Я вернулась в Вашингтон 15 декабря, спустя неделю постоянных путешествовий и работы. В тот же день Элинор Моргенто и судья Жюстин Польер, Бетти Линдли и Анна Розенберг, которые помогали Элинор, пришли ко мне с последними новостями об УГО из главного офиса. Мы обсуждали планы и политику, а потом немного сплетничали, но сплетни вызывали у меня все меньше интереса. Никогда у меня не было столь неприязненных отношений с прессой, как в то время, но я не придавала этому особого значения. Я знала, что все пройдет, и если Франклину это не причиняет вреда, то у меня не может быть претензий. Мой муж оставался спокойным и безмятежным все это время.

Ходили слухи и о том, что Гарри живет в Белом доме. Некоторые считали, что он не должен жить там за государственный счет, раз его не избрали ни на какую должность. Люди, казалось, никогда не понимали, что вся еда, съеденная в Белом доме, оплачивается президентом, так что Гарри не приносил дополнительных расходов налогоплательщикам.

И Гарри действительно делал все и даже больше того, что Франклин от него ждал.

Как только началась война и он осознал всю серьезность ситуации, то поставил ведение войны превыше всего остального. Мой муж считал так же. Я, однако, не могла отделаться от ощущения, что именно социальные задачи Нового курса воспитали дух, который позволил нам вести эту войну, и считала крайне важным дать людям ощущение, что мы все еще боремся за те же самые цели. Было очевидно, что если бы миром правил Гитлер, то свободы и демократии больше не существовало бы. Я считала, что как для войны, так и для послевоенного периода очень важно продолжать борьбу за права меньшинств.

Я хотела, чтобы мы и дальше разрабатывали медицинскую программу, не только в области военной медицины, но и в том, что касалось детей и молодежи. Я считала, что после войны необходимо заложить основы для более обширной программы здравоохранения. Гарри Гопкинса это не беспокоило. По его мнению, деньги нельзя было направлять ни на что, кроме войны. Вероятно, он был прав, но я никогда не могла с ним согласиться до конца.

После нападения на Перл-Харбор вся деятельность Белого дома сосредоточилась на подготовке к войне больше, чем когда-либо. Совет по приоритетам и распределению поставок начал проводить свои заседания. Франклин все чаще встречался с военными и с такими людьми, как миссис Анна Розенберг, которая была одной из его близких знакомых среди лейбористов. После военных операций трудовая сила стала самым важным фактором в подготовке к войне.

Русский посол дважды приезжал к моему мужу, а кронпринцесса Норвегии Марта, глубоко обеспокоенная все эти дни, приехала, чтобы найти утешение и обсудить ситуацию.

Тем временем я продолжала работать в Управлении гражданской обороны и организовывала отдел по делам молодежи. Кроме того, безуспешно пыталась заставить жен членов Кабинета взять на себя ответственность за те орды девушек, которые хлынули в Вашингтон, чтобы устроиться на работу в различных ведомствах.

Вся затея с УГО оказалась неудачной. Я не хотела браться за эту работу и сделала это только по настоянию Гарри Гопкинса и еще одного советника моего мужа. Сам Франклин сохранял нейтральную позицию, хотя и сказал мне, что это наверняка поможет мэру Ла Гуардиа. Когда мэр узнал, каким противоречивым человеком я стала, он пришел в ужас от моего присутствия, и я не винила его за то, что он снял с себя ответственность за «ужасные» дела, которые, по мнению некоторых членов Конгресса, я совершила. После того как мэр ушел из УГО, я сыграла важную роль в поиске его преемника. Нарастающая волна нападок в Конгрессе окончательно убедила меня в том, что толком поработать в УГО я не смогу, поэтому 20 февраля я тоже подала в отставку, оставив судье Лэндису в наследство довольно жгучую проблему, с которой он хорошо справился.

История гласит, что, как только премьер-министр Уинстон Черчилль услышал о нападении на Перл-Харбор, он решил приехать в Соединенные Штаты. Его поездка проходила секретно, и никто из нас не знал о его приезде до последнего момента.

За несколько дней до этого визита мой муж пригласил к себе мисс Томпсон и спросил ее, кого я пригласила погостить у нас на Рождество. Еще он попросил показать список приглашенных на ужин. За все годы, что мы жили в Белом доме, он никогда не обращал особого внимания на такие детали и впервые обратился с подобной просьбой. Он никак это не объяснил и не намекнул, что должно произойти нечто необычное.

Когда мы узнали, что мистер Черчилль приедет 22 декабря, все спешно начали готовиться. Комнату Монро на втором этаже пришлось переделать в картографический зал и кабинет для британской делегации, к тому же мы переставили кровати, чтобы освободить место для всех наших рождественских гостей.

Мой муж в тот памятный день 22 декабря встречался с русским послом, китайским послом и голландским министром, помимо бесчисленного ряда других дел. Он уехал незадолго до шести вечера, чтобы встретиться с британским премьер-министром, и все они прибыли в Белый дом в 18:30. Набился полный дом гостей, но это была лишь небольшая часть тех, кто сопровождал мистера Черчилля.

Франклин попросил меня подать чай в Вест-холле для наших британских гостей, но, прибыв туда, я обнаружила, что они предпочитают более стимулирующие напитки. В тот вечер за ужином было семнадцать человек. Утром я вернулась в Вашингтон ночным поездом из Нью-Йорка и большую часть дня провела в Управлении гражданской обороны. Я побывала на рождественских вечеринках Армии спасения, Католической благотворительной организации и Аллеи, так что и без того тяжелая официальная программа дня обросла еще несколькими мероприятиями. До сих пор помню, что в тот вечер, пытаясь общаться с гостями, я поймала себя на том, что засыпаю.

Во время этого визита мистера Черчилля, как и во все последующие, мой муж работал каждый день по многу часов. Премьер-министр подолгу спал, поэтому вечером и далеко за полночь был готов к тяжелой работе. Пока он отдыхал, Франклину нужно было