Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помню тот день, когда пал Тобрук. Когда пришли известия, мистер Черчилль был с нами, и, несмотря на поражение, его первой реакцией было: «Что же нам теперь делать?» Ни для одного из этих мужчин не существовало такого понятия, как неспособность принять ситуацию. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то из них сказал, что мы, возможно, проиграем войну. Такое отношение было заразительным, и никто не осмеливался сказать: «Я боюсь».
Франклин знал о прошлом мистера Черчилля и хорошо его понимал. Кажется, он согласился со мной, когда я вскользь высказалась, что самое тяжелое время для мистера Черчилля наступит после войны. По мнению моего мужа, ему нравился довоенный мир и он хотел в него вернуться, хотя и понимал, что это невозможно.
Франклин не раз выражал уверенность, что мистер Черчилль уйдет в отставку после окончания войны, но, как я поняла, он ожидал, что они с мистером Черчиллем и товарищем Сталиным все еще останутся на своих высокопоставленных должностях, по крайней мере на некоторое время, и им будет что рассказать о намеченной политической линии. Мой муж чувствовал, что после войны мир станет заметно более социалистическим и что мистеру Черчиллю будет трудно приспособиться к новым условиям. Замечание, сделанное товарищем Сталиным во время одной из бесед, дало ему надежду на то, что после войны коммунизм может проявить большую гибкость, чем мы видели до сих пор.
Франклин вслух размышлял о том, что произойдет во всех трех странах, если с кем-то из троицы что-нибудь случится. Сталин сказал: «В моей стране все улажено. Я точно знаю, что произойдет». Мой муж парировал: «Очень многое в будущем зависит от того, как мы научимся ладить друг с другом. Как вы думаете, возможно ли, чтобы Соединенные Штаты и СССР смогли смотреть на вещи схожим образом?» Товарищ Сталин ответил: «Вы, жители Соединенных Штатов, прошли долгий путь от своей первоначальной концепции правительства и его обязанностей и первоначального образа жизни. Думаю, вполне возможно, что мы в СССР, развивая ресурсы и облегчая жизни граждан, поймем, что нам становятся близки некоторые из ваших концепций, а вы, возможно, обнаружите, что принимаете некоторые из наших».
Конечно, это был случайный разговор, и я передаю его по памяти, как пересказывал мой муж. Это убедило его в том, что между лидерами может быть достигнуто доверие и мы сумеем найти способ жить вместе в этом мире, чтобы каждая страна развивалась в наилучшем для себя направлении.
Мой муж был уверен в своей способности понимать людей, доносить до них смысл наших побуждений и потребностей, а еще излагать реальное положение дел. Одной из причин, по которой он хотел встретиться с главами других стран за пределами страны, когда те отказывались приезжать к нам, была его вера в то, что при личном контакте он сможет убедить лучше, чем письмом или по телефону. Думаю, Франклин принимал то, что говорили другие высокопоставленные чиновники, и верил, что если сдержит свое слово, то и они сдержат свое. Но он никогда не упускал из виду нарушения договоренностей.
Я не перестану благодарить мистера Черчилля за то, как он руководил страной во время войны. Его речи подбадривали как нас, жителей Соединенных Штатов, так и его собственный народ. Он, видимо, никогда не терял истинной привязанности к моему мужу, которая, к тому же, была взаимна. Это была счастливая дружба. Без нее выиграть войну оказалось бы труднее, и эти двое, возможно, не прошли бы тот путь настолько хорошо, если бы не получали удовольствия от совместных встреч и не были уверены в честности и способностях друг друга.
За день до отъезда мистера Черчилля в июне 1942 года в Белый дом приехал король Югославии Петр, и потом Франклин сказал мне: «Этому молодому человеку лучше забыть о том, что он король, и пойти работать. Так в итоге будет выгоднее». Я вспоминаю этот разговор сейчас, когда вижу его с женой и ребенком. Ожидание трона – не самое приятное занятие.
Той весной у нас в Гайд-парке гостила кронпринцесса Марта с детьми и домочадцами. Во время войны, весной и осенью, она обычно проводила у нас по неделе или чуть дольше, останавливаясь по дороге на летний отдых или на пути обратно в Вашингтон на зиму. Мы приехали, чтобы получше с ними познакомиться, и я никогда не забуду некоторые детали воспитания королевских детей. Принц Харальд казался совершенно бесстрашным, и я помню, как он, несмотря на свою слабость, плавал даже в очень холодной воде. Мне казалось, что ему лучше выйти и согреться, но мне объяснили, что в Норвегии вода еще холоднее, и он должен привыкать к холоду.
Имена людей, с которыми мы виделись в тот год, напоминают о многих событиях. Одним из гостей, доставивших нам с мужем величайшее удовольствие, был Джон Голден, всегда готовый пойти на любые трудности ради того, чтобы устроить представление или найти то, что, по его мнению, должно понравиться Франклину. Мой муж как-то раз сказал, что его первой пьесой была «Черный горбун», которую он посмотрел тайком, без разрешения родителей. Джон Голден нашел один из подлинников пьесы и заказал для него красивый переплет, что очень порадовало Франклина. Кроме того, Джон Голден проделал огромную работу для военнослужащих: раздавал им бесплатные билеты на спектакли и фильмы, вручал призы за лучшие пьесы, написанные рядовыми, и устраивал шоу, доходы от которого шли на помощь армии и флоту.
В августе нас впервые посетила королева Нидерландов Вильгельмина. С ней хотели встретиться журналистки, которые регулярно посещали мои пресс-конференции, и она действительно посетила одну из них на следующее утро после своего приезда. Во время встречи она сказала о росте заболеваемости туберкулезом в Голландии при нацистах, о чем сразу пожалела, опасаясь, что нацисты отомстят ее народу. Поэтому мне пришлось связаться со всеми присутствовавшими женщинами и настоятельно попросить их не публиковать ничего из слов королевы о туберкулезе.
Это была вторая встреча Франклина с королевой Нидерландов. Впервые они увиделись, когда она гостила у принцессы Юлианы в Массачусетсе, недалеко от Гайд-парка. Кронпринцесса Марта, которая в то время