Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Получается, что русский дух — это запах деревни? — уточнила Маша.
— Может и так, — согласилась бабушка, — а может и не совсем. Но одно точно: здесь русский означает не принадлежность к нации, а прилагательное от первоначального смысла этого слова: какой–нибудь людской, чистый, домашний, светлый, хлебный… Что–нибудь в этом роде.
— И получается, что калининградская земля имеет много общего с российской? Уже с давних–давних времён?
— Похоже, что так, — опять согласилась бабушка.
— А почему она калининградская, — спросила Маша, — там что, много калины растёт?
— К калине она не имеет никакого отношения, — стала объяснять бабушка, — имеет она отношение к названию столицы области — Калининграду, который после Великой Отечественной войны отошёл вместе с этим регионом к нашей стране. Столица при немцах называлась Кёнигсберг — Королевская гора — и нужно было переименовать, уйти от немецкого названия. А тут умер крупный государственный деятель — Михаил Иванович Калинин — вот в его честь и назвали.
— То есть, если вернуть области историческое название, то это не очень сильно обидит память Калинина? — спросила Маша.
— Думаю, что не очень, — ответила бабушка.
— Тогда я напишу письмо нашему президенту с предложением переименовать Калининградскую область в Порусскую, — решила Маша, — и к историческим корням вернёмся, и добавим единства с Русью. Поруссия — красиво, а? А столицу можно назвать Поруса или Порусск. Вообще, «по–русски» слышится. Ты что думаешь?
— Интересно, — улыбнулась бабушка, — лично я не против, но думаю, что нужно поинтересоваться в первую очередь у жителей области.
— Ну тогда я ещё и им напишу, — решила Маша. — Каждый в своей жизни должен сделать что–нибудь значительное. По мне, так это как раз то.
— Только поешь сначала, — предложила бабушка, поставив на стол дымящуюся миску с омлетом, — государственный деятель.
— Мммм, — принюхалась Маша. — А знаешь, бабушка, — сообщила она, — лично мне нравится русский дух, хорошо здесь в деревне пахнет: и тёплым хлебом, и цветами душистыми, и свежим ветром, и волей. И даже чуточку навозом, но это не противно, куда же без него.
И, уплетая омлет, Маше пришла в голову одна очень интересная мысль: ведь если Поруссия означает рядом с Руссией, то тогда выходит, что между Калиниградской областью и Белоруссией должна находится территория ранее принадлежащая Белой Руссии. «Пожалуй, стоит об этом написать белорусскому президенту, — подумала она, — поможем братскому народу. Или пока повременить? Вдруг это международный скандал вызовет? А потом меня ещё и обвинят во всём. Да, лучше пусть уж сам догадывается. У него, чай, и своих историков хватает, нечего беспокоить мою бабушку, пусть своих выспрашивает».
Глава 59–60. В которой Маша вначале придумывает новый олимпийский вид спорта, а потом заговаривает Кроту зубы, но не в смысле лечения, а в смысле отвлечения внимания, и договаривается до того, что Крот сам отговаривается от своего первоначального намерения.
Придя к такому дипломатичному с её точки зрения заключению, и доев омлет, Маша решила перед сном немножко посидеть на скамеечке у дома и полюбоваться закатом. Бабушка с ней не пошла, поскольку по телевизору начиналась культурная программа — сорок какая–то серия любимой «Седьмой грядки».
«Интересно, — размышляла Маша, расположившись на скамейке и отмахиваясь от комаров, — и чем это бабушке так увлекательна эта «Седьмая грядка»? Тем, что именно про огородные проблемы и про деревню? Тогда, если деревенским жителям нравятся фильмы про деревню, то городским жителям должны нравится фильмы про город. И если люди разделяются по месту обитания, то для каждого можно снять свой тематический сериал».
И Маша стала вспоминать сериалы. Про город вспомнила, про деревню сейчас бабушка как раз смотрит, про тех, кто находится в пути, то есть про путешественников, — тоже. Даже для космонавтов есть, и для моряков, и для пилотов, и для подводников, и для пустынников, и для подземников, и для полярников, и для лесников. Получалось, что охвачены практически все области обитания. А вот для тех, кто нигде не живёт — бродяг? Про бродяг ей что–то не припоминалось. Хотя, если они бродяги, то как им смотреть кино — у них ведь нет телевизора. Это объяснение показалось Маше логическим. (Если уж быть до конца объективным, то и про бродяг сняты свои сериалы. Сценаристы — то есть те, кто придумывают истории для кино — народ изобретательный, про всё на свете выдумают, и даже про то, чего нет, и может быть появится потом, в будущем. Но Маша все сериалы знать не могла, потому что, как вы помните, не была любительницей тратить свою жизнь на телевизор, а если что и смотрела иногда, то уж совсем интересное и увлекательное.)
— И о чём это вы так задумались? — неожиданно послышалось из–под скамейки.
(Да, да, это был наш старый знакомый. С момента своего триумфа он до сих пор не смог поговорить с Машей. А как же ему не терпелось узнать про свой рекорд.)
— Ой, — вздрогнула Маша, — это вы.
— Без сомнения — это я, — утвердительно заявил Крот. — Куда это вы запропали? Вы же понимаете, что мне необходимо знать результаты моей великой победы. Сколько можно мучиться в неведении?
— Простите, пожалуйста, — начала лихорадочно соображать Маша, — столько дел, столько событий…
— Ну конечно, — ворчливо перебил её Крот, — на скамеечке посидеть — это очень важное дело, а вот своего хорошего знакомого порадовать и порадоваться вместе с ним его исторической победе, событию мирового масштаба — на это у нас, видите ли, времени нет. Это слишком эгоистично с вашей стороны Маша, я такого от вас никак не ожидал. Думал: ну вот, вылезу из норы, а Маша уже тут как тут — ждёт меня, радуется, чтобы сообщить о моём рекорде и приз какой–нибудь вручить. И что? Вылез — и никого нет. Сижу, жду — и никого нет, только кот ваш недалеко всё похаживает и как–то нехорошо посматривает. И как тогда моё радостное настроение? А вот нет его совсем. Что это за соревнование такое, когда победитель не радуется, а огорчается. У вас что, так принято, когда