Они путешествовали по всему миру, и постепенно у каждого изних появились свои любимые места: одни предпочитали горы, другие – широкиедолины, третьи – водные просторы, кому-то больше нравилось бродить по тенистымзеленым лесам...

– Значит, они стали духами – духами вод, лесов и такдалее? – перебил я Мемноха. – Теми, кому много позже начали поклонятьсялюди?

– Совершенно верно! Однако ты забегаешь далеко вперед. Мояреакция на эти два «откровения» ничем не отличалась от реакции легионов моихсобратьев. Едва мы ощутили свет жизни, излучаемый многоклеточными растительнымиорганизмами, мы начали чувствовать и момент их гибели. Один организм пожиралдругой, питался его соками и разрастался, поглощая те, что были рядом... Инымисловами, мы видели размножение и разрушение.

То, что прежде представлялось как простой обмен материей иэнергией, теперь приобрело иные формы и масштабы. Это было началом третьего«откровения», но нам и в голову не приходило, что именно происходит. Пониманиепришло много позже – когда на основе растительных организмов начали возникатьорганизмы животные.

По мере того как мы наблюдали неуклонное, целенаправленное иэнергичное движение этих организмов вперед, становились очевидцами резкогоувеличения числа и разнообразия их форм, все явственнее становился тот факт,что зароненная в них искра жизни очень схожа с той, которая теплилась внутринас самих. Но что же происходило с этими крошечными живыми созданиями?

Они умирали – вот что с ними происходило! Они рождались,жили и умирали. А после начинали разлагаться. Итак, вот тебе третье«откровение» эволюции: смерть и разложение!

Лицо Мемноха потемнело – таким я его еще не видел. Оно вновьвыражало невинность и восторг, однако поверх всего легла мрачная теньразочарования, смешанного, как мне показалось, со страхом. Хотя, возможно, этовыражение следовало бы охарактеризовать как наивное удивление в предвиденииужасного исхода.

– Итак, третьим «откровением» стали смерть иразложение, – уточнил я. – И оно вызвало в тебе отвращение?

– Нет, не отвращение! Я просто решил, что это, должно быть,какая-то ошибка. Я поспешно устремился в рай. «Смотри, – обратился я кБогу, – эти крошечные существа погибают! Искра жизни уходит из них, в товремя как она никогда не покидает Тебя или нас. И их материальные останкиразлагаются!» И знаешь, я оказался далеко не единственным ангелом, представшимпред Господом с плачем и жалобами.

Однако, думается, мои восторженные гимны были в большейстепени, чем у других, проникнуты недоверием и страхом. Этот страх родился вмоем сердце. Я тогда еще не понимал, что он возник одновременно с осознаниемсамой возможности существования смерти и разложения. И это осознаниенестерпимой болью отозвалось в моем разуме.

Мемнох внимательно посмотрел на меня.

– Не забывай, что все мы были ангелами. И до той поры ничтоне причиняло нам боль. Ни одна мысль не заставляла страдать наш разум. Тыпонимаешь, о чем я говорю? Я страдал! И страх составлял лишь малую толику моихмучений.

– И что же ответил тебе Господь?

– А как ты думаешь?

– Что все это является частью Его замысла?

– Вот именно! Он велел мне наблюдать. «Смотри, – сказалОн. – Смотри и запоминай. И ты увидишь, что ничего существенно нового насамом деле не происходит. Это все тот же взаимообмен между энергией иматерией».

– Но как же тогда быть с искрой?! – воскликнул я.

– «Вы все живые существа, – сказал мне Бог. – Итот факт, что вы способны осознавать и постигать такие истины, свидетельствуетлишь о доверии к вам, к вашему разуму. А теперь иди и продолжай наблюдать.Впереди тебя ждет еще очень многое».

– А страдания? А боль?

– Все это обсуждалось и решалось в ходе Великого Спора. Спорс Богом – это не только словесное общение, он проникнут великой, неизмеримойлюбовью к Господу, тем светом, который ты видел и который окружает и наполняетвсех нас. Господь дал нам прежде всего утешение, то утешение и спокойствие, вкотором я, страдая и мучаясь, возможно, больше всего нуждался. Он заверил, чтонам нечего бояться!

– Понятно.

– Теперь наступила очередь четвертого «откровения». Учти,что мое изложение этого «откровения» весьма произвольно и условно, ибо, как яуже говорил, я не могу посвятить тебя во все детали. Четвертым «откровением» яназываю «откровение» цвета, а начало ему положило появление цветущих растений.Создание цветов способствовало возникновению экстравагантных и красивыхспособов спаривания организмов. Следует иметь в виду, что спаривание имеломесто и прежде, даже между одноклеточными существами.

Но цветы... Цветы в изобилии представили множество оттенков,которых прежде не существовало вообще, разве только в радуге. Краски и оттенкирадуги мы видели в раю и всегда считали, что они принадлежат исключительнонебесам. И вдруг мы поняли, что это далеко не так, что их с успехом способнапроизводить великая природная лаборатория, называемая землей.

Позволь заметить, что яркие, сочные цвета возникали и вокраске морских организмов, особенно рыб, обитавших в теплых водах. Тем неменее именно цветы больше всего поразили меня своим великолепием. А когда сталоочевидным, что их числу и разнообразию форм лепестков не будет конца, нашихвалебные песнопения вновь вознеслись к небесам и сила их многократнопревосходила все прежние гимны.

Однако в пении нашем слышались и мрачные ноты... Осмелюсьсказать, что в них присутствовало некое сомнение – колебание, еслихочешь, – вызванное «откровением» смерти и разложения. Теперь, споявлением цветов, мрачные ноты в похвалах и благодарственных гимнах зазвучалиеще громче, ибо при виде гибнущих соцветий, роняющих на землю потемневшиелепестки, мы испытывали чувство ужасной, невосполнимой утраты.

Свет жизни, излучаемый цветущими растениями и деревьями, визобилии росшими повсюду, был, пожалуй, наиболее мощным, и потому восторженныепеснопения все больше и больше окрашивались печалью.

Земля все сильнее привлекала и очаровывала нас. Долженсказать, что в раю к тому времени очень многое изменилось, причем весьмазаметно. Внимание всех его обитателей – как Бога, так и ангелов – былонаправлено прежде всего на землю. Постоянно пребывать в раю и посвящать себятолько восхвалению Бога, как то было прежде, казалось уже совершенноневозможным. Любой псалом или гимн непременно должен был содержать в себеупоминания о материи, красоте и о тех процессах, которые происходили. Конечно,наиболее опытные из ангелов в своих песнопениях гораздо искуснее, чем я,сплетали воедино все необходимые элементы: смерть, разложение, красоту...

Я был встревожен и обеспокоен. Мне кажется, уже тогда разуммой был недремлющим и внутри меня таилась некая ненасытность.