я оставила аккуратной стопочкой на столе рядом с нашими стульями. Может быть, я смогу приходить сюда и навещать их. А может быть, они доставят радость кому‑то другому.

Я отошла от кассы, держась за руку Ба-Ба, гордая тем, что подарила ему надежду. Я буду заучивать по пять слов в день, сказала я ему, и не пройдет и года, как я буду знать все слова на свете.

Он улыбнулся, и все, что я могла сделать, чтобы отразить его радость, – это улыбнуться в ответ.

Но, вынося свои покупки из магазина, я уже чувствовала, что увесистые зеленые пакеты не приносят мне никакого счастья. Наоборот, у меня было тяжело на душе. Мрачно. Что ж, напомнила я себе, по крайней мере, я стала на пятьдесят долларов ближе к учебе в колледже.

Я больше ни разу не прикоснулась к этим книгам. До конца нашей жизни в Америке они стояли у моей кровати, напоминая об угасающих мечтах Ба-Ба, связанных со мной.

* * *

Мое второе большое приобретение состоялось в конце лета, когда бруклинская жара заставляла нас после ужина выходить на крыльцо, наслаждаясь ветерком, который гнал прочь садившееся солнце. Однажды вечером Ба-Ба пришел домой сквозь городской зной в насквозь мокрой белой рубашке и с лицом, светившимся от гордости. Прежде чем переодеться, он вручил мне какую‑то коробку в негнущемся прозрачном пластиковом пакете.

В грудь мне хлынула надежда: я догадывалась, что это могло быть. Весь учебный год я вожделела тамагочи своих одноклассников, все эти маленькие электронные игрушки разных цветов. В каждой из них жил цифровой птенчик, которого надо было кормить, с которым надо было играть – как с Мэрилин. За лето после четвертого класса и в первые недели пятого тамагочи купили всем моим подружкам. Однажды утром я пришла в школу и обнаружила, что осталась единственной, у кого не было пищащего, зависимого питомца на ладони. У некоторых моих одноклассников таких было по три штуки, все разных цветов. Бо́льшую часть уроков я заглядывала своим друзьям через плечо, забавляясь их ручными птенчиками (на самом деле просто скоплением черных пикселей) и их требованиями. Их нужно было кормить, чистить, с ними нужно было играть, их нужно было дисциплинировать – и все это в пределах нескольких часов. Если на них не обращали внимания, они умирали: однажды такое случилось с цыпленком Ханны Ли целых два раза за день. Мысль об этом заставляла нервничать, и ничего особенно веселого в ней не было, но тамагочи были у всех, и, конечно же, я тоже хотела себе такого. Почти весь пятый класс я ходила, обшаривая взглядом землю, убежденная, что рано или поздно найду игрушку, оброненную каким‑нибудь невнимательным ребенком. Я представляла, как подбираю яйцо, застрявшее между прутьями решетки, оттираю его от пыли и дарю птенчику чистый, любящий дом, полный игр, еды и дисциплины. Когда кто‑то из друзей давал мне подержать своего тамагочи, я воображала, как пускаюсь в бега с этим цыпленком и живу с ним долго и счастливо, пока не выращу из него взрослого петуха с пиксельным гребешком и всем прочим.

Теперь же само время замедлило свой бег, пока я доставала коробку из пакета, врученного мне Ба-Ба, и снова ускорилось, как только я увидела, что это такое. Коробка была прямоугольной, с белыми боковыми стенками. Лицевая ее часть была сделана из прозрачного пластика, и в ее центре было приплюснутое овальное белое яйцо с прикрепленным к нему кольцом для ключей. Белая скорлупа была словно надтреснута в центре, обнажая экран в голубой рамке. В нижней части игрушки выступали три голубые кнопки. Я посмотрела на Ба-Ба.

– Я купил то, что нужно? Я просил яйцо с цыпленком.

Пару месяцев назад Ба-Ба ругал меня за то, что я не смотрю, как положено, в обе стороны, когда перехожу улицу. Я слишком увлеклась поисками бездомного тамагочи, нуждающегося в усыновлении. Пришлось признаться Ба-Ба, что я ищу, подробно рассказав о том, как выглядит и работает эта игрушка. На это Ба-Ба ответил только: «Смотри, куда идешь, Си-Мо-Хоу. Так ты своего цыпленка не получишь».

Я забыла об этом разговоре, как только он завершился, вновь принявшись обшаривать взглядом улицы. Мне даже в голову не приходило, что мы сможем каким‑то образом позволить себе новехонького тамагочи, и даже если смогли бы, мне показалось бы неправильным покупать игрушечного цыпленка вместо более полезной еды для Ма-Ма. К тому же у меня было много других похожих безответных привязанностей в Америке: к примеру, полноразмерная кукла Барби, Ферби[98] и противоударные наручные часы. Ни одна из них так и не принесла плодов, и все они выродились в едва слышно лепечущее томление.

Но с тамагочи вышло иначе. Теперь у меня наконец был свой тамагочи. Я крепко-крепко обняла Ба-Ба, он наклонился ко мне в своей потной рубашке, а я встала на цыпочки. Потом я вскрыла коробку и выдернула пластиковый язычок из яйца, после чего рухнула на диван со своим ожившим и пищащим птенчиком, предоставив Ба-Ба возможность избавиться от промокшей одежды.

* * *

На самом деле это было лето приобретений для всех нас. После тамагочи и как раз перед тем, как у меня должны были начаться занятия в школе-лаборатории, Ба-Ба пришел домой с очередным сюрпризом.

Ма-Ма в тот день вернулась домой первой и уже была в кухне, варила на пару овощи, которые мы на неделе привезли домой из Чайнатауна: репчатый лук, морковь и капусту. Мы старались приходить на рынок под конец дня, когда торговцы не чаяли сбыть с рук то, что долгие часы томилось на прилавках под летним зноем и автомобильными выхлопами. Иногда, придя достаточно поздно, нам даже удавалось за бесценок купить батат.

Тем временем я прохлаждалась на нашем новом диване цвета лесной зелени, играя со своим цыпленком. Этот диван стал нашим новым приобретением в очередной день шопинга. Он был жестким и неудобным, зато выглядел гораздо чище прежнего. Когда мы выволакивали старый диван через входные двери на крыльцо, я посмотрела на его приветливые подушки, бесформенные и мягкие после многих лет сидения на них, и спросила Ма-Ма, зачем нам избавляться от надежного, удобного дивана, меняя его на незнакомый и твердый. Ма-Ма объяснила, что иногда вид вещей значит больше, чем ощущения от них. Зеленый диван выглядит новее, чище, дороже. Он вдохновит нас трудиться упорнее. Может быть, даже принесет нам удачу и процветание. Твердость полиэстеровых бугров подо мной то фиксировалась сознанием, то снова забывалась, пока я доводила своего