Лена кивнула и принялась накручивать диск местного телефона.Слушая, как она щебечет с заведующей адресным бюро, я меланхолично прихлебывалаотвратительный чай. Нет, все-таки правильно, что никогда не покупаю пакетики, вних производители засовывают всякую дрянь, лишь отдаленно напоминающуюблагородный чайный лист.

Ленка набирала все новые и новые номера, я, скучая, листалаваляющиеся на столике старые, растрепанные газеты – «Криминальная хроника»,«Петровка, 38». Изредка дверь приемной приоткрывалась, всовывалась голова иосведомлялась:

– Где?

Ленка махала рукой, и сотрудники пропадали. Потом влетелахудая до невозможности девчонка и заорала:

– Творог привезли!

Ленка, не отпуская трубку, сунула ей кошелек:

– Два кило возьми!

Девица улетела. Ленка опустила трубку и удовлетвореннопробормотала:

– Сейчас все будет отлично. Кстати, тебе творог не нужен?Нам из Рязанской области доставляют. Свежий, жирный и никогда не обманывают свесом.

Я ухмыльнулась. Ну не сошли же торговцы совсем с ума, чтобыдурить представителей закона!

Давным-давно напротив архитектурного института располагаласьпирожковая. Одно из немногих в семидесятых годах мест общественного питания,где кормили вкусно, как у бабушки. Впрочем, не всякая старушка способна испечьтакие пирожки – пышные, сочащиеся маслом. Тесто просто таяло во рту, а егонежно-сливочный цвет без слов говорил о том, что повара не пожалели для негосвежих куриных яиц.

А начинка! Мяса туда клали под завязку. Причем пироги сливером стоили в два раза дешевле мясных и на самом деле таили внутри себяговяжью печень. Еще на подносах высились груды расстегаев, кулебяк и всякоготакого… В придачу подавали в больших чашках крепкий бульон, мясной, куриный илирыбный. Словом, на пятьдесят копеек можно было наесться на два дня, да ещеприхватить выпечку домой. Приезжие удивлялись, поглощая яства, москвичи тихоухмылялись. Удивительное кулинарное искусство и честность работников плиты иповарешки объяснялась крайне просто – дверь в дверь с пирожковой находилосьрегиональное управление ОБХСС. Для тех, кто успел забыть, что означает даннаяаббревиатура, поясню – отдел по борьбе с хищениями социалистическойсобственности.

Телефон зазвонил вновь. Ленка невразумительно что-тобуркнула. Минут через двадцать я, выслушав очередную историю о похожденияхВэнди, спускалась вниз. Голову на отсечение даю – особо свежий и жирный творогиз Рязани подруга покупает исключительно для собаки.

В «Вольво» я принялась изучать полученные бумажки. Да,информация в них была весьма любопытная. Козлов Федор Сергеевич не разконфликтовал с законом. Первый раз загремел в 1965 году за кражу магнитофона,потом в 1968-м ограбил квартиру, следом в 1975-м. Всякий раз, оказываясь зарешеткой, Федор Сергеевич трогательно раскаивался и «твердо вставал на путьисправления». Начальники колоний не могли на него нахвалиться и быстреньковыводили на поселение, а оттуда широкая дорога пролегала к УДО,условно-досрочному освобождению. Правда, в 1975 году суд определил суровую мерунаказания – девять лет. Но хитрый Федор изловчился и оказался на свободе уже в1978-м. А еще говорят, что коммунисты чересчур строго расправлялись с народом!Да Козлов ни разу не досидел до конца… В 1979-м он снова оказался за решеткой иопять за кражу. На этот раз у правоохранительных органов лопнуло терпение, иего засадили на двенадцать лет. Больше никаких сведений о нем компьютер несодержал. Интересной была выписка из личного дела. Кроме информации об умершихродителях и известной мне сестре Алле, в графе «семейное положение» стояло: –«Жена, Иванова Татьяна Михайловна, 1959 года рождения, проживает: Камвольнаяулица, дом 19, сын Петр – 1980 года рождения».

От удивления я разинула рот. Ох и ничего себе! Мало того,что Таня, оказывается, была замужем, так еще и сына имела! Когда же она успелаего родить? Никто не видел Иванову с животом!

Сведения из адресного бюро оказались неутешительными. КозловФедор Сергеевич был выписан с занимаемой площади в связи с осуждением и вМоскве более не проживал. Может, умер? Но никаких сведений о кончине нет.Переехал в другой город? Последняя запись в карточке относилась к 1980 году.Человек словно испарился, а я искренне надеялась, что органы МВД болеетщательно следят за своим «контингентом».

Утро началось со скандала. Меня разбудил крик. Наплевав наусловности, я натянула халат и спустилась вниз. В холле стояли Маша, Варя иАркадий.

– Это я козел? – грозно вопрошал сын, глядя на девчонок. –Раз я козел, вот сами и топайте в школу пешком.

– Подумаешь, – фыркнула Маня, – такси возьмем.

– Да, – подвякнула Варя, – такси.

– А ты все равно козел, – добавила Машка, на всякий случайотступая к входной двери.

– Сама коза, – буркнул Кеша, роясь в сумке.

– Я коза? – возмутилась Маруся. – Ну, погоди, жаль, в школуопаздываем.

– Маруська, отвяжись от него, – велела выскочившая Ольга, –хватит ругаться, бегом в машину, а ты, Кешка, не обращай внимания.

Аркадий молча продолжал рыться в сумке.

– Он меня козой обозвал, – обиженно продолжала решившая вочто бы то ни стало посвариться Маня.

В связи со вступлением в милый подростковый возраст у дочерикатастрофически портился характер.

– Ну хватит! – рявкнула Зайка.

– Пусть извинится, – стояла на своем Машка.

Ольга ткнула муженька кулаком в бок, и Кеша миролюбивопробормотал:

– Хорошо, ты совершенно не похожа на козу!

– Я не похожа на козу? – завопила Маруся. – Ах, я не похожана козу, тогда ты – козел.

– Все, – прошипел, бледнея, Аркадий и швырнул в девочкузонтик, – на этот раз действительно все. У меня сложный процесс, подзащитный –дурак, свидетели – идиоты, а судья корчит из себя неподкупную Фемиду. Мало мнеэтих неприятностей, так еще дома базар.

Взгляд его разгневанных карих глаз метнулся по лестнице иуперся в меня.

– Ага, – перешел он на трагический шепот, – проснулась! Вотсама и вези это сокровище в школу, да объясни ей по дороге, как со старшимиразговаривать!

С этими словами он выскочил во двор, и через секундураздалось урчание мотора.

Варя посмотрела на часы и ужаснулась:

– Мы опоздаем!