Джастин манипулировал нами обоими просто мастерски. Ему было выгодно, чтобы мы сошлись. Он хотел, чтобы мы ощущали себя отчужденными от всех остальных – и, само собой, преданными ему. Хотя сам он изображал полную к этому непричастность, в которую я до поры до времени верил, на деле он поощрял наше растущее сексуальное влечение друг к другу, что заодно избавило его от необходимости объяснять нам всякие щекотливые аспекты взаимоотношений полов… и практически свело к нулю риск, что кто-то из нас найдет себе увлечение вне нашего тесного круга.

Я даже не подозревал о его истинных намерениях до того дня, когда Элейн приболела и осталась дома. Я так переживал за нее, что удрал с последнего урока и вернулся раньше обычного. В доме царила необычная тишина, а в воздухе ощущалась какая-то странная, незнакомая мне прежде энергия – душная, липкая. Стоило мне переступить порог, как все мои чувства тревожно обострились.

Это было мое первое знакомство с черной магией – силами Творения, искаженными и извращенными с целью уничтожать все, с чем они соприкасаются.

Элейн сидела на диване; лицо ее было спокойным, почти бесстрастным, спина выпрямлена, плечи расправлены. Теперь-то я понимаю, что за время моего отсутствия Джастин наложил на нее заклятие, но тогда я знал только то, что все мои инстинкты буквально вопили, предупреждая о чем-то чудовищно неправильном. Настолько неправильном, что мне хотелось с криком бежать прочь из этой комнаты.

Кстати, Элейн принимала такую позу только в тех случаях, когда собиралась подать реплику – как правило, саркастическую.

Эта картина и сейчас стоит у меня перед глазами.

Из двери, ведущей на кухню, вышел Джастин и остановился за спиной у Элейн. Лицо его тоже было совершенно спокойно.

– Ты снова прогулял урок, – вздохнул он. – Возможно, мне стоило бы этого ожидать.

– Что здесь происходит? – спросил я дрогнувшим от страха голосом. – Что вы такое делали?

Джастин подошел к Элейн на пару шагов. Оба долгое мгновение молча смотрели на меня. Я не мог ничего прочесть на их лицах.

– У меня свои планы, Гарри, – спокойным, негромким голосом произнес он. – Мне нужны люди, которым я мог бы доверять.

– Доверять? – переспросил я.

Его слова показались мне лишенными смысла. Я не понимал, какое они имеют отношение к тому, что я видел перед собой. Да и вообще к чему угодно. Я переводил взгляд с Элейн на Джастина и обратно, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Их лица не объясняли мне ничего. Потом взгляд мой упал на предмет, лежавший на журнальном столике рядом с моим зачитанным почти до дыр «Хоббитом» в бумажной обложке.

На смирительную рубашку.

Что-то зловещее, жуткое незримо витало в воздухе. Я тупо смотрел на рубашку, а потом с отвратительным леденящим чувством в желудке вдруг понял то, о чем меня уже некоторое время пытались предупредить инстинкты: мне угрожала опасность. И еще: мой спаситель, мой учитель, мой опекун намеревался причинить мне какое-то зло.

На глаза навернулись слезы.

– Зачем? – тихо, растерянно спросил я.

Джастин оставался все таким же спокойным:

– Ты еще многого не знаешь, мой мальчик, чтобы это понять. Пока не знаешь. Всему свое время.

– Н-но вы не можете этого сделать, – прошептал я. – Н-не вы. Вы же меня спасли. Нас спасли.

– Ну да, – согласился Джастин. – Сядь рядом с Элейн, Гарри.

– Сядь рядом со мной, Гарри, – ровным, сомнамбулическим голосом повторила Элейн.

Я потрясенно уставился на нее и сделал шаг назад:

– Элейн…

Стоило мне отвести взгляд, как Джастин метнул в меня заряд энергии.

В последнюю долю секунды какой-то инстинкт предупредил меня об угрозе, но, вместо того чтобы попытаться отбить удар, я поймал его на выставленный как можно шире щит. Заклятие Джастина, уловленное этим подобием паруса, швырнуло меня к окну.

Я и мой щит с пойманным в него зарядом Джастина вынесли окно и вылетели в палисадник. Я помню оглушительный звон бьющегося стекла и треск ломающейся древесины, а потом горячую боль от десятка мелких уколов и порезов. Еще я помню ту смесь ярости и страха, что я испытывал.

Я перекатился по траве, вскочил и бросился наутек.

– Мальчишка! – долетел до меня громовой голос Джастина. Не замедляя бега, я бросил на него взгляд через плечо. Глаза его полыхали ледяным гневом – таким я его еще не видел. – Твое место здесь, со мной – с Элейн. Или нигде. Если ты не вернешься сейчас же, для меня ты труп!

Последние два слова значили для меня больше всех предыдущих, так что я прибавил ходу. Если бы я остался, Джастин наверняка скрутил бы меня тем или иным способом, а после этого мне не пришлось бы ждать ничего хорошего. Если бы я разозлился как следует, я мог бы с ним схватиться – без всяких шансов на победу. Я-то прекрасно понимал, что против своего наставника с его силой и опытом я всего лишь сопливый мальчишка. Обратиться в полицию с заявлением, что Джастин – выживший из ума чародей, я тоже не мог: меня бы мгновенно записали в психи. Да и бежать в страну Оз, чтобы просить помощи у какого-нибудь еще более сильного чародея, я, похоже, тоже не мог.

Джастин никогда не говорил мне о Белом Совете или других членах сверхъестественного сообщества. Маньяки часто изолируют своих жертв. В конце концов, люди, которые ощущают себя одинокими, редко дают сдачи.

– Мальчишка! – догонял меня рык Джастина, уже не пытавшегося скрыть свою ярость. – Слышишь меня?

Он мог ничего больше не говорить. Гнев говорил обо всем яснее слов. Человек, принявший меня под свой кров, собирался меня убить.

Осознание этого причиняло просто жуткую боль. Мне даже казалось, что он уже осуществил свое намерение.

Я низко опустил голову и побежал еще быстрее. Слезы застилали глаза, а в голове неотвязно крутилась одна мысль.

Это еще не конец. Я понимал, что Джастин отыщет меня, куда бы я ни направился, как бы ни спрятался. Я еще не спасся от той смирительной рубахи. Я только отложил ее на неопределенный срок.

У меня не оставалось выбора.

Надо было биться.

– Что случилось потом? – поинтересовался полный любопытства голос.

Я мотнул головой, вытряхивая из нее воспоминания, и поморгал, глядя на залитый солнцем небосклон за краями моей могилы. Зима явно ослабляла свою хватку. В разрывах серых туч виднелись пятна по-летнему синего неба. По откосам могилы стекала талая вода, хотя снег на ее дне еще держался.

На краю могилы сидела Леанансидхе, мотая в воздухе перепачканными грязью