политика, он стал частным предпринимателем, и вот с тех пор проходил уже по восемнадцати судебным хозяйственным процессам. По всем восемнадцати процессам он был осуждён. Процессы эти прошли в Ленинграде в последние годы в суде, а самые злоупотребления происходили в течение ряда предшествующих лет. Сюда относятся: процесс Франко-русского завода, дело Государственного машиностроительного треста, дело „Красного путиловца“, дело Треста массового производства, дело Московского треста средней металлической промышленности, дело Ленинградской губинспекции мест заключения, дело завода „Большевик“ и т. д. Тов. Кондурушкин пишет о нем: „По всем делам осуждён, но по всем делам жив и здоров. Два раза сидел в ЧК и оба раза возрождался, как феникс“. Платил нам подоходный налог. Годовой оборот его составлял около 3 млн рублей. Был связан более чем с тридцатью государственными учреждениями. В данный момент (апрель 1927 года) опять в тюрьме. Так вот этот делец, например, заводу „Большевик“ заказал прокатать 25 тыс. пудов стали из материалов завода. Цена Пляцкому была назначена ниже себестоимости. Заказ (валы) был выполнен из высокосортной стали, подходящей по составу к инструментальной. Заказ Пляцкому был выполнен на месяц раньше срока, между тем аналогичный заказ Сестрорецкому оружейному заводу был исполнен на месяц позднее, и задержаны были заказы Волховстрою. Заказы Пляцкому выполнялись из материалов завода, но тем не менее Пляцкий под них получил широкий кредит в нашем Госбанке. Этот банковский кредит он использовал для своих других оборотов. Далее, этот заказ был заклеймён буквой Г, что является специальной ответственной маркой завода „Большевик“, указывающей на особо высокое качество товара, т. е. этот товар особенно охотно должны были рвать с руками все наши нуждавшиеся в металлотоварах госорганы. Наконец, управляющий завода Серов выдал ещё Пляцкому мандат в том, что Пляцкий является „представителем завода“. Само собой разумеется, что администрация завода в значительной части была на откупе у Пляцкого, как показал затем суд» [1. 118].

В. В. Маяковский не мог пройти стороной мимо такой злободневной темы: «Спросили меня: Вы любите НЭП? — Люблю. — ответил я. — Когда он не нелеп»:

Многие товарищи повесили нос.

— Бросьте, товарищи!

Очень неумно-с.

На арену!

С купцами сражаться иди!

Надо счётами бить учиться.

Пусть «всерьёз и надолго»,

но там,

впереди,

может новый Октябрь случиться.

С Адама буржую пролетарий не мил.

Но раньше побаивался —

как бы не сбросили;

хамил, конечно,

но в меру хамил —

а то

революций не оберёшься после.

Да и то

в Октябре

пролетарская голь

из-под ихнего пуза-груза —

продралась

и загна́ла осиновый кол

в кругосветное ихнее пузо.

И вот,

Венской,

Эмчекою

вынянчена,

вчера пресмыкавшаяся тварь ещё —

трёхэтажным «нэпом» улюлюкает нынче нам:

«Погодите, голубчики!

Попались, товарищи!»

Против их

инженерски-бухгалтерских числ

не попрёшь, с винтовкою выйдя.

Продувным арифметикам ихним учись —

стиснув зубы

и ненавидя.

Великолепен был буржуазный Лоренцо.

Разве что

с шампанского очень огорчится —

возьмёт

и выкинет коленце:

нос

— и только! —

вымажет горчицей.

Да и то

в Октябре

пролетарская голь,

до хруста зажав в кулаке их, —

объявила:

«Не буду в лакеях!»

Сегодня,

изголодавшиеся сами,

им открывая двери «Гротеска»,

знаем —

всех нас

горчицами,

соуса́ми

смажут сначала:

«НЭП» — дескать.

Вам не нравится с вымазанной рожей?

И мне — тоже.

Не нравится-то не нравится,

а чёрт их знает,

как с ними справиться.

(Маяковский В. В. Спросили меня… 1922)

Дикие формы предпринимательства в сочетании с революционными экономическими идеями, которые никак не вписывались в господствовавшую «идеологию бедности», в совокупности с посттравматическим синдромом — неизбежным спутником многолетней братоубийственной войны — неизбежно приводили к рецидивам в массовом сознании, в том числе стали причиной очередного всплеска самоубийств. Известный учёный Иван Николаевич Филимонов[76] в своей книге «Травматический невроз: по материалам войны 1914–1918 гг.»> изданной в первой половине 20-х годов, называл это явление психогенным состоянием. В советских психиатрических больницах его попытались лечить «лошадиными дозами инсулина», от которых пациенты периодически теряли сознание.

Перечитаем первую редакцию сборника рассказов «Конармия», написанную участником Польского похода, корреспондентом газеты «Красный кавалерист» Исааком Бабелем (с псевдонимом Кирилл Лютый), сразу становится понятно, что было от чего «тронуться умом» вчерашним будённовцам. «Чем не времена Богдана Хмельницкого?» — писал его автор в своём дневнике (как известно, гетман Войска Запорожского был известен не только своей русофильской позицией, но и прославился своей патологической ненавистью к еврейскому населению). Одно описание того, как будённовец «красиво, без брызг, зарезал старого еврея», дорогого стоит. Бабель вспоминал факт расформирования 6-й дивизии 1-й Конной за участие в массовых еврейских погромах в 1920 году. Попытавшийся остановить подчинённых командир дивизии Г. Г. Шепелёв был убит[77].

В РВС республики поступил рапорт от секретаря Военкома 6-й кавдивизии Хагана, после чего для расследования массовых преступлений против мирного населения в армию направлена чрезвычайная следственная комиссия во главе с членом Совета труда и обороны (СТО) РСФСР Г. Н. Мельничанским.

«№ 148

Рапорт Чрезвычайной следственной комиссии в Реввоенсовет 1-й Конармии о преступлениях бойцов 6-й кавалерийской дивизии

Не ранее 1 октября 1920 г.

В Реввоенсовет 1-й Конармии

Рапорт

Чрезвычайная следственная комиссия по делу об убийстве военкомдива 6-й т. Шепелёва бойцами 31–32-го полков 1-й бригады 6-й кавдивизии в составе председателя т. Мельничанского, члена комиссии т. Белякова, члена и секретаря комиссий т. Степаненко приступила к выполнению задания 1 октября в селе Глинск по месту нахождения штадива 6-й.

К допросу были привлечены непосредственные свидетели убийства и товарищи, пробывшие с Шепелёвым весь день с утра; были привлечены к допросу также и лица из командного состава.

Сразу же при допросах выяснилась картина убийства и что комиссии придется расширить свои задания, не ограничиваясь выяснением дела Шепелёва, но заняться выяснением общего настроения бойцов и состояния 6-й кавдивизии.

Обстановка убийства — при допросе секретаря убитого, бывшего с ним всё время, при допросе комбрига Книги[78] и других — тесно переплетается с общим настроением частей, деморализованных проникшими туда контрреволюционными элементами, достигшими больших результатов в своей работе из-за полного бездействия командного и комиссарского состава.

Уже с первых дней отхода частей 6-й кавдивизии начало проявляться в отдельных группах настроение — „идём почистить тыл от жидов“, „идём соединиться с батькой Махно“, „бей жидов,