— Я тоже кое-что приготовлю! — на обратном пути от Веспверков я купила все необходимое для пиццы. Мадам готовила хорошо, но я соскучилась по любимой еде.

— Вы?! — всплеснула руками хозяйка.

— Ага. Надеюсь, вам понравится.

— А писать?

— Уже поработала. Теперь можно и отдохнуть! Я придумала один рецепт, — заговорщицки подмигнула. — Только переоденусь! — И перепрыгивая через поскрипывающие ступени, помчалась наверх.

О, как же было здорово!

Мы приготовили несколько пицц, потом смаковали их, душевно пили чай — и легли поздно. Зато я научилась пользоваться печью, узнала о новых, неизвестных мне здешних специях, кухонной утвари, что, несомненно, улучшит качество моей рецептурной брошюры. Я твердо вознамерилась издать ее, как только подкоплю денег. Увы, но вся заначка ушла на издание «Колдуньи снежной пустоши», и если она не раскупится — горе мне.

Несмотря на усталость, засыпала счастливой. Но только положила голову на подушки и сомкнула глаза — раздался стук и взволнованный голос мадам Уидли.

— Баронесса! Баронесса! Вас спрашивают!

— Чего так рано? — пробурчала горничной, приехавшей ко мне по приказу Веспверка.

— Как герцог велел, так я и сделала, Ваша Милость, — зевнула служанка. — Мне велено помочь вам сделать прическу.

— Ну, идем, — не менее смачно зевнула я.

Пока она укладывала волосы и помогла выбрать подходящий для случая наряд, я узнала, что всю ночь слуги в особняке Веспверка не спали — украшали весеннее деревце, которое привезли в кадке из оранжереи, развешивали украшения, ленты, цветочные гирлянды… — одним словом делали сюрприз для Вейре.

— Ну, и для вас тоже, — добавила горничная. — Вы же память потеряли, да?

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, — посмотрела на нее строго.

— Так это Его Милость сам сказал!

— Угу, — посмотрела на женщину иронично.

— Да, молчу, молчу! — пробурчала она. — Только не говорите герцогу, пожалуйста!

— Ладно.

Несколько кусков своего кулинарного «шедевра» я сложила в корзинку и прихватила с собой для Вейре. Посмотрим, одобрит ли он рецептурную новинку?

В воздухе пахло весной. Я ехала в карете, рассматривала украшенные, но еще пустующие улицы, и невольно проникалась праздничной атмосферой. Но стоило попасть к Веспверкам, погрузилась в кутерьму и совсем позабыла о гостинцах.

Вейре, с нетерпением ожидавший веселья, обещанного отцом, не мог усидеть на месте: крутился вокруг меня, увлекая то к подаркам, то показывая наброски праздничного дерева, то засыпал вопросами.

— А вы катались на каруселях? Папа обещал карусели! Они высокие и быстрые! Вот такие! — раскинул руки.

— Да.

— Замечательно! — в дверях появился Освальд, как всегда идеальный и красивый. — Тогда поспешим. Нужно успеть повесить по птичке, повязать по ленточке… Вы ведь забыли, да? — посмотрел на меня озорно. — Но Вейре для вас прихватил ленту…

— Алую! — крикнул малыш.

— Потом покажешь. Поспешим, иначе придется толкаться в толпе. Кратье сказал, что если смазать нос орановым маслом, людных мест можно не избегать — но я рисковать не стану. Кстати, вам, Корфина, тоже следует провести сию процедуру. Запах хоть и резок, вполне терпим, — Освальд по привычке объяснял мне, как сыну, чтобы я не упрямилась.

— Давайте ваше органовое масло… — улыбнулась я.

— Орановое!

Это был прекрасный день. За городом у леса рос могучий, многовековой дуб. Украшенный подобно новогодней елке, он смотрелся особенно душевно. Я с удовольствием повесила на его ветвь тряпичную птичку, еще пряничную, повязала ленточку, загадала сразу несколько желаний, вместо одного, а потом мы поехали кататься на каруселях.

Накатались вволю, до тошноты. Да и с непривычки нам с Вейре много и не нужно было. Потом ели сладости, посетили кофейню, прогулялись по магазинам и накупили сувениров. Точнее Освальд задаривал нас с Вейре подарками, от которых, как я ни отказывалась, все равно получала.

Потом посетили иллюзион. Освальд выкупил самые лучшие места, отгороженные от зрителей занавесом, и мы наслаждались представлением.

Затем прогулялись по книжным лавкам, куда я всех утянула, и только потом вернулись в особняк, где нас ждал праздничный ужин.

— Ой! — спохватилась я уже за столом, вспомнив о корзинке, оставленной утром. — Я привезла с собой пиццу, что готовила вчера. И забыла в детской.

— Я предпринял все меры для безопасности Вейре, однако…

— Я понимаю, — кивнула я. — Тогда заберу обратно.

— Что?! — спохватился Вейре и, вскочив со стула, поторопился в комнату.

— Вейре! Не надо! Я приготовлю еще! — поспешила за ним.

— Но я только кусочек! Маленький кусочек! Папа, можно?!

— Нет! — Освальд уже несся за нами.

— Ну, папа! — заканючил Вейре на бегу.

— А, может, вы завтра отпустите Вейре ко мне, и мы с ним приготовим вместе? — предложила я вариант, желая предотвратить детские слезы в конце замечательного дня. Чтобы проследить за реакцией герцога, остановилась, а он, не ожидавший моего резкого разворота, чуть не сшиб меня.

— Прошу прощения! Вейре!

Освальду схватил меня за руку и вприпрыжку помчаться за сыном, который упрямством весь в папаню.

— Вейре!

Никогда не думала, что малыш может быть таким прытким и ловким. Корзина стояла на высокой тумбе, но пока мы с герцогом догоняли его, он успел добежать, найти, подставить стул и вскарабкаться на него. А теперь тянул руку…

— Хорошо! Я отпущу тебя к баронессе! — строго сообщил герцог. От радости Вейре обернулся, и этого хватило, чтобы я успела забрать корзину.

— Слово герцога? — прищурился малыш, поглядывая на отца.

— Слово герцога! — выдохнул Освальд. — Но если сейчас же отправишься спать и заснешь!

— Да! Да! Да! — запрыгал Вейре, сложив ладоши свечкой. — Уже хочу спать!

— Я скоро, — сообщил мне Освальд, уводя его умываться.

Вскоре мы с герцогом сидели в кабинете и пили пряный чай.

— Ну, давайте вашу корзину, — выдохнул он. — Сниму пробу. Если все обойдется…

— А слово вы уже дали, — припомнила.

— Вам что, жаль для меня вашей пиццы? — прищурился Освальд, как еще недавно щурился Вейре. При всей внешней непохожести с отцом, мимика у них как под копирку.

— Нет! Однако это не те изысканные угощения, к которым вы привыкли.

— Тем более я должен знать, чем вы будете его потчевать!

Вздохнув, я поставила корзину на стол и приготовилась к потоку критики.