Первой это поняла Незер. На ее крик из дома выскочили Хекет и Бина. Незер в ужасе показывала на огромную старую сикомору, под которой они любили сидеть в жару. Хекет не могла понять, что так ужаснуло подругу, сикомора не сгорела, не была объедена насекомыми, не завяла, даже не очень много листьев потеряла за время бури.

— Что, Незер?

— Тени нет!

— Это значит?..

— Сет погиб.

Бина обрадовалась:

— Вот хорошо! Погиб бог тьмы, теперь всегда будет свет!

Незер не сдержалась и… отхлестала младшую подругу по щекам:

— Идиотка! Сет защитник Ра, если его не будет, змей Апоп завтра же сожрет Ра.

— Ой! — прижала руки к губам, плюхнувшись прямо на землю, Бина.

Крик Незер слышали многие в поместье, всех объял какой-то первобытный ужас. Ждали гибели, ежеминутно смотрели на сикомору, словно только у нее могла быть тень. Но ничего не было. Женщины рыдали, дети ревели, мужчины ходили хмурые. Египту грозила гибель.

Незер было все равно, что произойдет с сикоморой, с поместьем и даже с Египтом, ее беспокоила судьба троих — маленького Ману, взрослого Нармера и божественного Сета. Причем последнего больше всего, она лучше других понимала, что гибель Сета будет означать гибель всех остальных.

Первые вести пришли с юга не скоро, да и то твердили что-то непонятное — богов остановил Нармер, но Гор серьезно ранил Сета. Бог тьмы удалился, и теперь в Египте будет только свет.

Когда в поместье появились Нармер и Менес, Незер первым увидела отца своего младшего сына. Вот уж кого она не только не ожидала, но и совсем не желала видеть! Но Нармера рядом еще не было, это навело Незер на страшную мысль, она метнулась к скульптору, вцепилась в него:

— Что с Нармером?! Где он?

Менес растерянно оглянулся на входившего в ворота юношу:

— Вон он.

— Нармер! — теперь Незер крепко держала сына.

Тот гладил ее по плечу, успокаивая:

— Ну, что ты, что? Со мной все в порядке.

Он явно был смущен. Красивая молодая женщина плакала от счастья у него на груди, но назвать ее матерью не поворачивался язык.

Менес стоял рядом, не решаясь спросить о своем сыне.

В эту минуту Хекет вынесла из дома проснувшегося Ману. Не нужно было ничего объяснять, достаточно взглянуть на Менеса и малыша. Хекет замерла, раскрыв рот:

— Ой!

Нармер рассмеялся:

— Как же он на тебя похож.

Незер, почувствовав угрозу, забрала ребенка у подруги:

— Это мой сын!

Менес вздохнул:

— Твой. И мой. Почему ты не сказала, что родила сына?

— После того, как ты назвал меня дрянью? Или когда бросил в Кене, не поинтересовавшись, жива ли вообще?

— Незер, прости.

А она уже повернулась к Нармеру:

— Что с Сетом?

— Он…

— Что?!

— Понимаешь… Гор лишил его яичек.

— И?..

— И все. Сет удалился куда-то, наверное, за Джаути. Его никто не видел. Но происходит что-то странное.

— Нет тени, значит, с Сетом что-то не так.

— Я не знаю, Незер, — честно признался Нармер.

Незер передала сына Хекет, и та унесла малыша в сад, где хоть и не было тени, но чувствовалась приятная прохлада. Вместе с Хекет и Ману ушел Менес. Скульптор уже понял, что Незер никогда не простит ему предательства там, в Кене, но понял и то, что юная женщина любит бога тьмы. Он не стал больше ничего объяснять и просить прощения тоже не стал. Менеса больше интересовал маленький мальчик, судя по реакции окружающих, похожий на него самого. Сын! У него есть сын!

Хекет ревниво следила за тем, как Менес обращается с малышом, который сразу пошел на руки к отцу и теперь таскал его за ухо.

— Незер ни за что не отдаст тебе ребенка! — на всякий случай предупредила она.

— Я не собираюсь отбирать. Ребенок должен жить с матерью, пока не повзрослеет. Но я отец и хочу с ним видеться.

Хекет облегченно вздохнула:

— Это можно.

Немного погодя они оживленно болтали обо всем на свете, исключая Сета и нынешние странности.

А Незер потребовала, чтобы Нармер подробно рассказал о битве.

Пока слуги накрывали пиршественный стол по случаю приезда дорогих гостей, считая Нармера братом хозяйки, юноша поведал о том, что случилось.

Потом их угощали изысканными яствами, среди которых было и жирное мясо гиппопотама с уксусом, и мясо орикса с приправами, и гусиное филе, вымоченное в пиве, и соленые перепела, и еще много всякого. Вареные зерна пшеницы с медом и салат из латука, фаршированные огурцы и голуби на длинных вертелах, нанизанные в ряд, горы лепешек и хлеба самого разного вида и качества — соленые и сладкие, щедро политые сиропом из плодов рожкового дерева или медом, много овощей и фруктов, хотя сезон сбора урожая еще не начался.

Пробуя чеснок, вымоченный в меду, Нармер качал головой:

— У тебя отменный повар.

— Не повар — повариха. Если хочешь похвалить, я ее позову.

— Незер, чье это все? — Менес окинул взглядом двор.

— Мое. И Ману.

— А… муж?

— У меня нет мужа, Менес. И никогда не было. Зато есть разумный управляющий. Мне остается только считать прибыль.

Потом Менес снова играл с маленьким Ману под присмотром Хекет, Нармер отправился осматривать поместье с Рамесом, Бина убежала за ними, девчонке явно понравился юноша, как и Хекет отец Ману. А Незер сидела, с тоской глядя на юго-восток, в ту сторону, где в своем дворце мог быть Сет.

И вдруг у нее вырвалось:

— Сети! Сети, я знаю, что ты слышишь меня, ты всегда была рядом со мной. Скажи Сету, что он нужен мне любым. Я жду его. Пусть или пустит меня к себе, или придет ко мне. Я люблю его.

Стая невесть откуда взявшихся черных птиц вдруг поднялась на крыло с верхушки сикоморы и улетела в том же направлении, куда смотрела Незер. Птицы превратились сначала в облачко, а потом в точку.

— Только бы Сет поверил, — прошептала Незер.

Сет действительно находился в своем дворце. Уничтожив Джаути, он не уничтожил остальную жизнь Запретных владений. Здесь все росло, цвело, здесь была живительная влага и живительная тень, но Хозяина не радовало ничто.

Он мог уничтожить Гора, уничтожить Египет, но это не вернуло бы прежней жизни. Мальчишка нашел самое уязвимое место у Сета и ударил по нему. Воинственный бог больше всего боялся стать похожим на толстяка Хапи — бога Нила, у которого из-за женственной фигуры грудь висела, как у женщины.