Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако уже в наше время в этом усомнился Ф. М. Шабульдо. Прежде всего он задал вопрос: если уже в 1379 г. великий князь Дмитрий встал на сторону Киприана, то почему он ждал почти полтора года, чтобы послать ему в Киев приглашение приехать в Москву?[742] Это заставило ученого тщательно проанализировать всю хронологию известий о Киприане за 1378–1381 гг. Исходной точкой его рассуждений стало упоминавшееся нами письмо Киприана Сергию Радонежскому и Феодору Симоновскому, написанное в Киеве 18 октября 1378 г., в котором митрополит сообщал, что намерен ехать в Константинополь и уже выслал гонцов («А яз без измены еду ко Царюгороду, а пред собою вести послал же есмь»).[743] На взгляд Ф. М. Шабульдо, «очевидно, послание было прощальной вестью (благословением) Киприана к однодумцам и написано им накануне или даже в день отъезда. Киевский митрополит «устремихся» в Константинополь сухопутьем через Болгарию по одному из кратчайших маршрутов, поэтому все путешествие, даже с непредвиденными задержками и остановкой в Тырнове, где он встречался с патриархом Евфимием, вряд ли заняло более полутора-двух месяцев. Следовательно, к середине декабря 1378 г. Киприан уже находился в Константинополе».[744]
Но в столице Византии киевскому митрополиту пришлось задержаться из-за непредвиденных обстоятельств. Летом 1379 г. в Константинополе произошел дворцовый переворот. Император Андроник IV был свергнут своим отцом Иоанном V Палеологом и братом Мануилом II, которых он тремя годами ранее заточил в тюрьму. Между ними развернулась ожесточенная борьба, в которой приняли участие как генуэзцы – на стороне Андроника IV, так и венецианцы и турки, поддерживавшие Иоанна V. В итоге город был захвачен сторонниками последнего. Понятно, что в этих условиях константинопольскому патриарху Макарию было не до разбора церковных споров на Руси. К тому же из-за изменившейся политической обстановки он вынужден был сам покинуть патриарший престол. Об этих событиях мы знаем со слов самого Киприана, точнее, из составленного им «Жития» одного из своих предшественников – митрополита Петра, в приложении к которому он поместил «малу некую душеполезную повесть» о самом себе. В ней Киприан поделился своими воспоминаниями о патриархе Филофее, которому был обязан своим назначением на митрополию, и сообщил, что сменивший его патриарх Мака-рий в результате событий 1379 г. «судомь Божиим сборне изметается и извержению, яко злославен, и заточению предан бываеть». Любопытна подробность, приводимая Киприаном: «На томь же убо сборе и аз с иными святители бых, в томь же свитце изверьжениа его подписах». И далее митрополит рассказывает: «Пребых же убо в оное время в Константинеграде тринадесят месяць. Ни бо ми мощно бяше изити, велику неустроению и нужи належащи тогда на Царьствующий град. Море убо латиною дръжимое, земля же и суша обладаема безбожными туркы. И вь таковомь убо затворе сущу ми, болезни неудобьстерпимыа нападоша на мя, яко еле ми живу бытии. Но едва яко в себе преидох, и призвах на помощь святаго святителя Петра… И в малых днех Царствующаго града изыдох и, Божиимь поспешени-емь и угодника его, приидох и поклонихся гробу его чудотворивому, внегда убо прият нас с радостию и честию великою благоверный великый князь всея Руси Дмитрей, сын великого князя Иоанна».[745]
На основании свидетельства Киприана о том, что он пробыл в Константинополе 13 месяцев, Ф. М. Шабульдо полагает, что «примерно в середине декабря 1379 г.» он выехал из Константинополя и уже зимой 1379/80 г. вполне мог быть уже в Киеве. Из русских летописей известна точная дата отправления из Москвы в Киев посольства с официальным приглашением Киприану занять в качестве митрополита «всея Руси» постоянную резиденцию в Москве. Это произошло «о велицемъ заговение», то есть в начале Великого поста, который в 1380 г. пришелся на 5 февраля. В Москву Киприан прибыл «на праздникъ Вознесениа Господня» (подвижный церковный праздник на 40-й день после Пасхи), отмечавшийся в 1380 г. 3 мая.[746]
Однако расчеты Ф. М. Шабульдо не получили поддержки у историков, если не считать книги Н. С. Борисова.[747] Причиной этого стали «неувязки» в хронологии. Прежде всего оказалось, что киевский митрополит, вопреки предположению Ф. М. Шабульдо, задержался в Киеве и выехал из него в Константинополь не 18 октября 1378 г., а значительно позднее. Свидетельство об этом находим у самого Киприана (в «Житии» митрополита Петра), сообщающего, что «и третьему лету (по поставлении в митрополиты. – Авт.) наставшу, пакы к Царюграду устремихся».[748] Следовательно, речь идет о том, что Киприан отправился в дорогу не ранее 2 декабря 1378 г., когда исполнилось три года его пребывания на митрополичьей кафедре. Даже если предположить, что Киприан двинулся в путь не «в середине зимы» (как полагает Г. М. Прохоров), а «зимой» 1378/79 г. (на взгляд Н. С. Борисова), все равно оказывается, что он лишь «весной 1379 г. прибыл на Босфор».[749] Простейшие арифметические подсчеты показывают, что, если к этой дате приплюсовать 13 месяцев, проведенных Киприаном в столице Византии, и добавить время, необходимое для дороги на Русь, он никак не мог появиться в Москве к 3 мая 1380 г. Тем самым, по мнению большинства историков, речь должна идти о событиях следующего, 1381 г. В этом году начало Великого поста и церковный праздник Вознесения Господня пришлись на 25 февраля и 23 мая соответственно. Таким образом, Г. М. Прохоров приходит к выводу, что племянник Сергия Радонежского выехал в Киев 25 февраля 1381 г., а Киприан появился в Москве 23 мая того же года.[750] Все эти подсчеты, казалось бы, подтверждают широко известное мнение, что ранние летописные своды являются более точными, нежели позднейшая Ни-коновская летопись. Но так ли это было на самом деле? Сомнения появляются при выяснении хронологии последующих событий. «Повесть о Митяе» после рассказа о приходе митрополита Киприана в Москву продолжает: «И минувшу же седмому месяцю и прииде весть: се Пиминъ грядетъ изъ Царяграда на Русь на митрополию, князь же великыи не въсхоте его приати. Бывшу Пимину на Коломне, тогда сняша с него клобукъ белыи съ главы его и роз-ведоша около его дружину его и думци его и клиросници его, отъяша отъ него и ризницю его и приставиша приставника къ нему некоего боярина именемъ Ивана сына Григориева Чюр[ил]овича,