Прокофьев: Ельцин враждебно относится к Горбачеву – вот на что надо делать ставку. Но я не представляю, кто с ним захочет говорить и кому он не решится перечить.

Крючков: С ним должен поговорить Язов! Ельцин не дурак и понимает, что за спиной у маршала армия. Только встреча эта должна состояться не на Краснопресненской и не в Минобороны.

Прокофьев: Сюда, к вам, он тоже не поедет.

Крючков: Они должны встретиться в аэропорту, когда Ельцин прилетит из Алма-Аты.

Прокофьев: Он разве туда летит?

Крючков: Летит.

Прокофьев: Вы уверены?

Крючков: Мне на днях Назарбаев об этом сказал. Он сам его пригласил.

Прокофьев: А Ельцин в курсе, что Язов будет его встречать?

Крючков: Ему Назарбаев скажет в последний момент.

Основываясь на этом диалоге, каждый волен делать свои выводы и строить свои догадки. Я же ничего не утверждаю. У меня, например, нет уверенности, что Крючков в этой истории не исказил роль Назарбаева. Ему нужны были аргументы, чтобы привлечь Прокофьева на свою сторону и склонить к перемене позиции с «Договариваться с Ельциным» на «Принудить Ельцина». Упоминание имени казахского президента – один из таких аргументов, и в той политической ситуации весьма весомый. Для меня несомненно лишь одно – после возвращения из Алма-Аты Ельцина ждал непростой разговор с бывшими соратниками по Политбюро. Правда, никто не предполагал, что разговаривать придется, стоя по разные стороны стихийно воздвигнутых баррикад. Члены ГКЧП ошиблись в главном – в амбициозности Ельцина не распознали его всесокрушающую жажду самовластия.

…Подъезжаю к КПП правительственного терминала Внуково-2 и замечаю стоящую возле него группу журналистов из моего многострадального списка:

– В чем дело, ребята? Почему вы еще здесь?

– Не пускают! Говорят, нас нет в каком-то списке.

– Что за ерунда? Подождите, сейчас выясню.

В дежурке, кроме милиционера, сотрудник из службы Коржакова. Из новеньких. Но, видно, уже осведомлен о симпатиях и антипатиях своего командира. Смотрит с ухмылкой, явно провоцируя на скандал.

– Почему этих людей не пропускают?

– Потому что их нет в списке.

Достаю из портфеля утвержденный Илюшиным список сопровождающих Ельцина журналистов: а это что? Охранник непонимающе пожимает плечами:

– Это какой-то другой список. У меня тот, где указано, кому разрешен допуск на территорию аэропорта. Их имен в нем нет.

– А то, что у них есть допуск в самолет, это не имеет значения?

– Допуск в самолет меня не касается. У меня приказ: проследить за допуском на территорию аэропорта.

– Отлично. Пойду решать этот вопрос. Но если не успею, и самолет улетит без них, тогда уж, брат, извини, он, этот вопрос, тебя так коснется, что мало не покажется. Обещаю.

Такой поворот его, похоже, не устраивает, а потому идет на попятную: хорошо, пропускаем, но под вашу личную ответственность. Вот уж чем мне легко расплачиваться за услуги, так это личной ответственностью. Я тут, похоже, вообще ни за что не отвечаю. Так что с меня не убудет.

Кортеж Ельцина еще не подъехал, но журналистов уже досматривают и сажают в самолет сопровождения. Хочу убедиться, что и тут не возникла проблема у людей из моего списка. И как в воду гляжу – для троих (двое наших и один американец) не находится свободного места. Все занято. Начинаю выяснять, и оказывается, что охрана взяла на борт трех якобы фотокоров, никому не известных и непонятно на кого работающих. То ли бодигарды польстились на банальный гешефт, то ли посодействовали кому-то из друзей-приятелей. Со скандалом изгоняю «нелегалов» и восстанавливаю справедливость. Молодой охранник (тоже из новеньких) шипит в спину: «Много на себя берешь! Не пожалеть бы!». Поворачиваюсь, но тот делает вид, что ничего такого не говорил. Интересные наступили времена!

…Ельцин приезжает минут за пятнадцать до вылета. По прижившейся у демократов старосоветской традиции чинопочитания его провожает в двухдневную командировку едва ли не все руководство Российской Федерации. Стою и ломаю голову: сообщить то, о чем вчера поведал мне Ряшенцев, или не стоит? Вдруг это обычная лубянская байка? Деморализованные и потерявшие жизненную устойчивость чекисты (не все, но многие), желая продемонстрировать свою лояльность и полезность, едва ли не каждодневно и под большим секретом сообщают нечто подобное обитателям сановных кабинетов Белого дома. Ну, а те, ясное дело, сразу бегут в приемную Ельцина или прямиком к нему в кабинет. И каждый уверяет: информация получена из весьма и весьма надежного источника! Он уж, поди, устал от таких сообщений про заговоры и перевороты. Мое, кстати, будет выглядеть ничуть не лучше. Того же поля ягода – кто-то что-то шепнул бизнесмену-эмигранту Ряшенцеву. Несерьезно. Может, лучше рассказать обо всем не Ельцину, а Бурбулису? Наверное, так будет правильнее.

Ельцин, стоя посреди зала, о чем-то говорит с Силаевым, Бурбулисом и Полтораниным. Топчусь в двух шагах от них, жду подходящего в момента, чтоб отозвать в сторонку Геннадия Эдуардовича. И вдруг… Встречаемся с Ельциным взглядами, и тот, кивнув на меня, насмешливо произносит:

– А Павел у нас опять чем-то недоволен.

Такое часто бывает – долго обдумываешь, сомневаешься, взвешиваешь варианты, а решение приходит неожиданно и вопреки здравому смыслу:

– Борис Николаевич, я всем доволен. Просто мне надо вам кое-что сообщить.

– Чта-а?!

– Буквально два слова.

Ельцин делает пару шагов в сторону и жестом показывает, чтоб я подошел. В этой ситуации ни к чему пересказывать все, о чем поведал мне Ряшенцев. Нужно не рассусоливать, а сообщить лишь самое главное, причем телеграфным стилем:

– Информация с Лубянки. В Кремле против вас что-то затевается. Когда будем в Алма-Ате, они предъявят какой-то ультиматум. Если вы его не примете, наш самолет Москва не примет.

На лице не дрогнул ни один мускул. Взгляд спокоен, даже насмешлив. Будто я не про кремлевскую реальность сообщил, а, перечитав фантастических романов, принес донельзя нелепую весть о заговорщиках с далекой Кассиопеи.

– Это все?

– В общих чертах – да.

– Хорошо. В самолете поговорим. Я позову.

В самолете не поговорили. Шеф меня к себе в салон не позвал. И вообще никого не позвал. Уединился с Коржаковым.

…Алма-Ата встречает удушливым бензиново-асфальтовым жаром аэродрома и висящим в воздухе монотонным стрекотом неугомонных цикад. Назарбаев обнимает Ельцина как самого разлюбезного друга. Не может быть и тени сомнения, что он счастлив видеть его у себя в гостях. Короткий ритуал встречи, президенты садятся в лимузин и в сопровождении почетного эскорта мотоциклистов отбывают в неизвестном нам направлении. Надо полагать, в личную резиденцию Нурсултана Абишевича. С Ельциным только Коржаков и Суханов. Остальным дан отбой до утра. Что ж, отбой, так отбой.