Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но Ричард не испытывал удовлетворения от освобождения. Измены близких людей и ратные неудачи иссушили его душу. Мучители, державшие его целый год в заключении, сделали все, чтобы втоптать в грязь его свободолюбивую натуру, и он не мог забыть перенесенного унижения. Куда-то пропало сладкое и волнующее ощущение жизни. Все стало пресным: еда не прибавляла сил, вино не веселило.
Он отказался от встречи с Беренгарией, находившейся с его сестрой Иоанной в обители белых монахинь в Кагоре. Более того, он вернул ей приданое и начал хлопотать о разводе.
Он лишил младшего брата Иоанна всех пожалованных ему фьефов и тот, почувствовав близкую расплату за предательство, бежал в Нормандию. Ричард направил свой карающий меч на север Англии, сокрушил не сдавшиеся ему замки и собрал невиданную дань. В народной памяти осталось предание о том времени: «Ричард не имел ни любви, ни жалости, ни страха. Он не признавал никого на свете – ни Господа, ни Его врага, ни несчастных людей».
Его единственным союзником оставалась мать. Она избавила сына от вассальной клятвы императору Генриху, проведя в Винчестере повторную коронацию Ричарда. Теперь его права на высшую власть были бесспорны, а руки развязаны для войны с Филиппом.
Он отправился в Нормандию и высадился в Барфлере. Местные жители встретили его, как героя. Король триумфально проследовал до Лизье, где ему доложили о приезде Иоанна. Он принял смутьяна с должной холодностью и вместо приветствия сказал:
– Ну вот, ты снова стал безземельным! И на этот раз по-настоящему…
Щуплый Иоанн сжался и в слезах упал к ногам короля. Чем-то он напомнил Ричарду беззащитного птенца, выпавшего из гнезда, и жалость наполнила его сердце. Он поднял несчастного, прижал его к своей могучей груди и сказал:
– Ты – мой единокровный брат, и я тебя прощаю. Лишь по молодости ты попал под влияние подлых интриганов и посягнул на то, что тебе не принадлежало.
Иоанн оживился:
– Да, меня обманули! Многие говорили, что ты не вернешься из Палестины… А если каким-то чудом и окажешься здесь, то приведешь с собой обнищавшую толпу горлорезов и насильников… И в любом случае им нужен новый король…
– Вот, злодеи! Для них люди, принявшие крест и не щадившие самой жизни для завоевания Святой земли – это разбойники с большой дороги!
– А еще они рассказывали, что костями рыцарей усеяны просторы Палестины…
Ричард нахмурился:
– Сарацинских костей там больше, чем христианских!.. Однако поговорим о делах.
Иоанн съежился и прикрыл глаза от ужаса, ожидая страшных вопросов о его сотрудничестве с Филиппом и письме к императору Генриху с просьбой подольше держать брата в заключении. Да и мало ли чего мог услышать Ричард после своего освобождения?
Но король решил одним ударом разрубить клубок проблем и спросил напрямую:
– Готов ли ты забыть прошлое и верно служить мне?
Изворотливому Иоанну потребовалось лишь мгновение, чтобы дать брату верный ответ:
– Да, конечно!
– Тогда по рукам!
Они обнялись. Ричард слегка отстранился от Иоанна, выдержал паузу и провозгласил:
– Я возвращаю тебе все ранее пожалованные владения и завтра же объявлю о назначении тебя моим наследником! – и упреждая вполне ожидаемую реакцию брата, сказал. – Оставим благодарности на потом, а сейчас идем ужинать…
Он великодушно простил Иоанна, но вопреки лицемерным утверждениям святош, душевного покоя не наступило. Началась тягучая война с Филиппом. В стычках, битвах и осадах замков летели дни. Не видя впереди высокой цели, Ричард все острее и острее осознавал бессмысленность своей жизни. Представляя свою случайную смерть под какой-нибудь захолустной крепостью, ему хотелось крикнуть: «Почему я не погиб в сражениях в Палестине, овеянный бессмертной славой борца за истинную веру?!»
Воспоминания о том великом походе стали для него настоящим проклятием. В горячечных снах перед ним всплывал туманный силуэт Иерусалима, он пытался бежать к нему, его ноги подкашивались, и он просыпался в ледяном поту…
Откровение юродивого
Император Исаак Ангел от всей души потчевал старшего брата Романа. Стол ломился от изысканных кушаний. Здесь было представлено все разнообразие звериного, птичьего и рыбного царств в запеченном, вареном и жаренном виде. Пахучие травы, собранные в высокогорных долинах и редкие специи, привезенные из экзотических стран, освежали вкус еды и будили аппетит. Отборные вина, плескавшиеся в фигурных кувшинах, рождали веселье даже у неисправимых мракодумцев.
Роман с наслаждением разгрызал полученный из рук Исаака сочный хребтовый кусок мяса, не сводя изумленных глаз с гастрономического великолепия. И только почувствовав первое насыщение, он оторвался от еды и восхищенно сказал:
– Воистину, сам Лукулл73 был бы в восторге от такого угощения!
Исаак самодовольно ответил:
– Скоро ты приобщишься и к другим радостям бытия, – и он озорно подмигнул брату.
– Я рад, что ты не забыл про меня… После неудачного заговора против душегуба Андроника я бежал из Константинополя и прошел через такую жуть, какая нормальному человеку не может даже присниться!
– Любопытно…
– Корабль, на который я с перепугу запрыгнул, как выяснилось, направлялся в жаркие края. И я оказался среди каких-то диковинных людей. Для них я был чужаком, и они захотели меня съесть! Я лежал на раскаленной земле со связанными руками и ногами и с ужасом смотрел, как улыбающийся здоровяк точил нож и подмигивал мне…
– Да… Как говорится: не повезло, так не повезло! И почему же они не исполнили свою задумку?
– Внезапно появился какой-то местный мудрец. Он объяснил соплеменникам, что мясо белых людей есть опасно, поскольку оно не поспело…
– А какое же мясо он считал готовым к употреблению?
– Мясо чернокожих… Короче, меня освободили, и я бросился бежать, пока они не догадались дать мне загореть на солнце. Ведь тогда я бы дозрел!
Исаак расхохотался, но увидев кислое выражение на лице брата, осекся:
– Прости… Я искренне сочувствую тебе!
– В конце концов я попал во владения мусульман, они приняли меня за лазутчика франков и посадили в зиндан. Если бы твои посланцы не выкупили меня, я бы по сию пору сидел у них в грязной яме с ядовитыми пауками.
– Представляю, как это было неприятно!
– Не то слово! Просыпаешься от того, что по тебе ползет какой-нибудь тарантул, – Роман всем телом содрогнулся от гадливости. – И прихлопнуть-то его нельзя!.. Я и сейчас подпрыгиваю до неба, когда почувствую даже самый слабый укол! И пусть это