золоченый с яхонтами…

Дорогой, наверное.

Имена мужские, все до одного. И палец замирает на очередном… Имена-то большей частью одинаковые. Одинаковые имена. Одинаковые отчества. Одинаковые фамилии. Сюрреализм полнейший. Даты вот разные. Хотя… встречаются и иные. Вот, скажем, некий Александр, сын Димитрия, прожил четырнадцать лет. А его брат, Феодор, и того меньше. И… я цепляюсь за это.

Листаю.

Снова и снова… старшие сыновья жили долго, лет до сорока и даже пятидесяти, что, как понимаю, по старым временам внушительный срок. Иные и семидесятилетний рубеж преступали. А вот прочие… будто заклятые.

- Ты… это тоже заметил? – я смотрю на дядю. И по глазам вижу – заметил.

- Дед умер в год, когда я родился, - сказала он. – А дед отца – в год, когда родился он. И так везде… будто одна жизнь переходит в другую. Тогда я не думал о таком… да и никто не думал. Никто и не говорил.

Понятно, кто будет признаваться в существовании проклятья.

Проклятый священник? Это же нонсенс.

А…

Я прищурилась.

Нет, не проклятье. Дядю окутывает мягкий свет, приглушенный и ласковый. Он прячется внутри и, кажется, я понимаю плющ. Я тоже бы не отказалась прикоснуться к этому свету.

- Погодите-ка, - Лют отбирает листы и раскладывает по столу, оттесняя к краям и мед, и недопитый чай. – Получается… даты дальше вряд ли точны, но закономерность явная. Выходит…

Выходит, что в роду оставался лишь один ребенок?

Тот, который принимал сан?

- Мой друг… намекнул, что мне будет дано особое разрешение. И более того… скажем так… мне готовы помочь с невестой, раз уж я… - дядюшка провел пальцами по щеке. – Сам не сподобился.

- Тогда выходит, что… твой брат…

- Не уверен, что он жив, - дядя ответил спокойно. – Я, когда вернулся… я обратился с просьбой к людям, которые мне обязаны. Они нашли тебя, но не его. Однако ищут. И…

И я смотрю на имена.

Неправильно.

Все это в корне неправильно. Настолько, что меня наизнанку выворачивает от осознания этой вот, глобальной неправильности.

Как…

Как и то, что происходило здесь. Сколько же их, обреченных… утонул в пруду. Унесла горячка. Лихоманка… да, тогда, во времена иные, болезней было множество. А целителей, как всегда, не хватало. Убит при налете… споткнулся… медведь задрал. И снова лихоманка.

Десятки имен, если не сотни.

Но ни одного женского.

Девочек не рождалось? Или их просто не записывали? В церковные книги должны были, а сюда? В эту вот? И я задала вопрос. А дядя сказал:

- Ты права. Твоя матушка – первая девочка за все время вот… - он накрыл рукой стопку. – Именно поэтому отец и счел, что…

Кровь испортили?

Глава 33

Глава 33

Когда за окном сгустились тени, дядя ушел.

Я предлагала остаться, благо, места в доме хватает. Да и дядя не вызывает у дома отторжения. Наоборот даже, дому он нравится. И это, наверное, тоже о чем-то да говорит.

Дом в людях понимает всяко лучше моего.

- В другой раз, - ответил тот с виноватою улыбкой. – А пока вон гостиницу сниму…

- Боюсь, свободных в городе нет, - вмешался Лют. – Но мой дед будет рад принять у себя в доме кавалера ордена… и более того, весьма осерчает, если я оставлю вас где-то еще.

- Не уверен…

- Я уверен, - Лют улыбался широко и мне показалось, что он что-то задумал. Вот выражение лица такое, уж больно характерное. – Более того, мне кажется, вы можете помочь ему в одном очень важном деле…

- Чем же?

- Присутствием… и необходимостью вызвать целителя.

- Смысла особо нет…

- Надо, - сказал Лют. И добавил. – Очень. А у нас там, как назло, все отвратительно здоровы.

Я только головой покачала.

Экое… коварство. Цисковскую даже жаль. Немного. С другой стороны, она же сама хотела за князя замуж. А теперь сопротивляется.

Ну и что, что передумала?

- Окно, - шепнул Лют на ухо. – Не закрывай.

- Может, лучше дверь оставить?

- Через дверь не интересно…

И что ему ответишь? Только и остается, что головой покачать. Как ребенок, право слово. Хотя… ребенок и есть. Как там Лилиана сказала? Никак не повзрослеет?

И пускай.

Окно я оставлю открытым, благо, ночи теплые, а сама бумагами займусь. Все же надо не по столу раскладывать, а почитать. Я видела, что есть листы, полностью заполненные текстом. И отнюдь не машинописным. Интересно, дядюшка читал?

Наверняка.

Я аккуратно собрала. Надо будет оцифровать, что ли? Работа ведь проведена серьезная. И то, что дед мой был еще той заразой, ничего не значит. Нанять кого-нибудь? Странно думать о таком, но я и вправду могу кого-нибудь нанять, чтобы текст вот перенабрали.

И отсканировали тоже, потому что при перенаборе иногда теряется чего-то важного.

Я вытащила из холодильника коробку с мясными шариками в соусе, пусть и холодное, но тоже вкусно… интересно, что Цисковская скажет. Нет, что она князю скажет, я предполагаю, но вот… она хороший целитель.

Действительно, хороший.

И может, отыщет способ помочь?

А я хотела бы… я сунула шарик в рот. Соус одновременно и мятный, и чесночный, и острый, и пряный. И такой, что лишь остается жмуриться от удовольствия.

И главное, что понимание приходит. Я и вправду хотела бы, чтобы дяде помогли. Может, полное излечение и невозможно, но… что-то же сделать могут? Он неплохой. Все получилось так, как получилось. И что уж тут виноватых искать.

А люди нынешние… я сама выберу, как к ним относиться.

И это само по себе много.

Я села за стол и подвинула к себе стопку листов. С какой стороны начинать-то? С древности седой или с дней нынешних? А вот это имя моего деда… ага. Сказано, что женился, а вот имени бабки нет. Недостойной сочли? Ладно, надо будет сказать, потом, когда наберут, чтобы тоже вписали. Чай, у нас равноправие, а не это вот все… а вот и дети. Матушка моя… не вычеркнули. И я?

Он вписал меня в родовое древо?

Опять же, имени отца нет, будто и не было его никогда-то. А мое собственное… Иоанна.

Не Яна, но… но ведь других дочерей у матери не было. И да, поисковик подтвердил, что если по святцам, то я Иоанна. Прислушалась к себе. Никаких изменений.

Только странно…

Он ведь мать не простил, мой дед.