— Избавь меня от своих нравоучений, — буркнул Коршун. — Вы, Вороны, ничем не лучше. Эти Врата когда-то создали мы. Мы выбирали так своего Короля!

— Интересно, — насмешливо произнес Влад, — каким же образом самым достойным среди Коршунов оказался Ворон?

— Наверное, у него, как и у тебя, был стилет в рукаве, — язвительно заметил Коршун.

Влад согласно кивнул.

— Наверное, — эхом повторил он вслед за Коршуном, и стилет его холодной иглой кольнул сердце Коршуна. — Прощай, старый враг. Ты снова проиграл.

Коршун, изумленно уставившись широко раскрытыми глазами в темное небо, тяжело осел на землю, и Влад, отерев оружие о его одежду, переступил через мертвое тело.

Врата раскрывались прямо здесь, на площадке, где они дрались. Коршун, сам того не ведая, умер прямо у их створок, которые стало видно от тайного слова Вада. Белый свет резанул глаза Короля Воронов, и тот, прикрыв их ладонью, ступил в отвоеванные Врата, произнеся одно только слово:

— Анна…

Анна проснулась оттого, что ей стало жарко.

Уже давно ей не было так тепло в постели, как в это утро.

С вечера служанки нагревали ее постель, но к утру все равно становилось прохладно. Весенние ветры выдували остатки тепла из комнаты, где камин давно прогорел.

Сейчас же тепла было столько, что Анна откинула одеяло, позволив утренней прохладе коснуться ее кожи… и тотчас, с освежающим прикосновением, она почувствовала, как чья-то рука, лежащая поверх одеяла, сжимает ее крепче.

— Влад!?

Король, уткнувшись лицом в подушку, лишь беспокойно вздохнул, и Анна не вынесла — разрыдалась от невероятного облегчения и счастья, с изумлением разглядывая спящего подле нее мужа.

— Ты вернулся! Ты пришел ко мне!

Все время, что Анна провела в разлуке с Владом, с холодного октября по дождливый слякотный апрель, она все время представляла себе, как это будет. Как он вернется.

Сначала ей казалось, что он придет с победой в морозный зимний день в окружении генералов; потом она ждала его в пору весенней капели и яркого солнца, в марте. Но Король все не шел.

А ей казалось, что гонцы, бегущие впереди него, задолго до его появления возвестят о том, что Король возвращается домой, и в замке наступит праздничная суета. Анна думала, что она не справится с этим важным делом — с подготовкой торжественной встречи. Что вообще должна делать Королева в этом случае? Как вести себя? Что приготовить Королю, как показать ему, чтобы он понял, что она верно ждала его и рада его возвращению? Мысли эти были мучительные и пугающие, но одновременно с этим волнующие, будоражащие.

И вот Король здесь, с нею.

Он пришел ночью, тайком ото всех, никого не побеспокоив, не потребовав торжественного приема. Тихо проник в спальню к Королеве, неспешно разделся, глядя, как она спит — беспокойно, бормоча что-то во сне и роняя слезы.

Свою походную одежду — посеченные дождем и выгоревшие на солнце солдатские перья, плащ, куртку, штаны, — он бросил к догоревшему камину, — и осторожно, чтоб не потревожить сон Анны, скользнул к ней под одело.

Даже во сне она узнала его запах, его руки, осторожно обнявшие ее, и выдохнула его имя, устраиваясь удобнее на его груди.

— Только вернись ко мне, Влад, — прошептала она. — Как же долго тебя нет…

Прислушиваясь к ее сонному бормотанию, Король беззвучно засмеялся, смакуя этот маленький обман и крепче обнимая девушку. Анна выглядела уставшей и болезненной; видно, в одиночку отвечать всем недоброжелателям было тяжело и требовало от Королевы немало сил и стойкости. Король усмехнулся, подмечая в ее чертах что-то новое, ему незнакомое. Лицо прекрасной Изабель как-то непонятно переменилось. Казалось, что это уже не совсем та женщина, на которой он женился, а лишь очень похожая на нее неуловимой семейной схожестью. От ее ослепительной красоты остались лишь густые волосы, которые разметались по подушке, да тонкий профиль. Король провел над лицом спящей ладонью, касаясь ее дыхания магией, и понял, что Изабели больше нет. Если бы он был немного магически сильнее, если бы он не так сильно устал после долгого путешествия, он угадал бы наверняка, отчего произошло это волшебство. Тот, кто затеял эту подмену, Барбарох, был мертв; Бражник убил его этой ночью, рассеяв по ветру его талант, его нечистые заклятья и желания, и чары его разрушились. Изабель, бедняжка, была там, где ей и положено было быть — в могиле, а та, что взвалила добровольно на свои плечи ее непростые обязанности, была рядом с ним, с Владом.

Да он и сам поспособствовал этому изменению, назвав Вратам имя той, к которой он хочет вернуться. Он думал об Анне; о ее храбрости и ее верности, о ее трогательной доверчивости и любви, а не о шелковых косах красавицы-Изабель. Анну он выбрал; ее хотел увидеть и обнять, и Врата ему в том помогли.

Теперь это была Анна; такая, какой ее сотворила бы природа, не вздумай ее отец отщипнуть от ее красоты кусочек, чтоб отдать его той, что назовется Пустым сосудом, Вместилищем.

— Значит, вот как, — произнес Король, посмеиваясь и предвкушая, как мальчишка, затеявший какое-то озорство, замешательство Анны, которая поутру увидит в зеркале самое себя, а не доставшуюся ей нечаянно красивую оболочку.

И больная нога, судя по всему, Королеву больше не беспокоила. Влад помнил, как Королева с трудом устраивалась на ночь, обеими руками придерживая бедро, чтобы не побеспокоить рану. Теперь этой болезненной осторожности не было; прижимаясь к нему, девушка даже не поморщилась, как это бывало обычно, а на ее белоснежной коже не осталось и следа от полученной в поединке с Лукрецией раны. Король провел ладонью по бедру спящей Королевы, с трудом подавив в себе желание тотчас подмять ее под себя и овладеть ею, сонной. Нет, все должно быть не так. Прежде ему хотелось страсть в ее глазах, ощутить ее радость от близости с ним.

— Спи, милая моя, — произнес он, целуя ее лоб. — Спи, моя любовь.

* * *

— Влад! Влад мой! — шептала Анна, роняя слезы радости, разглаживая его плечи, запуская пальцы в его черные волосы. — Ты вернулся, боже мой! Наконец-то я дождалась тебя!

— М-м-м, — отозвался Король, просыпаясь и притягивая рыдающую Королеву к себе. — Отчего тогда эти слезы?

Анна не ответила, потому что губы Короля накрыли ее губы, его горячее тело навалилось на нее. Король целовал ее так, словно вместе с этим поцелуем возвращал себе силы и жизнь.

— Как я скучал по тебе и по твоей нежности, — шептал Король, ласкаясь к Анне. Так, словно делал это всегда, каждое утро, точно зная, какое прикосновение принесет ей удовольствие, а какое заставит дрожать и смущаться, пряча от него взгляд. Сладкое возбуждение, предвкушение страстной возни горячей волной окатило его тело, из расслабленного и мягкого превращая в сильное, твердое, и Анна, тоже вспыхнув страстью, обвила его плечи горячими после сна руками и прильнула в его губам, поддавшись порыву, так, как делала это в мгновения наивысшей откровенности.