Бобик ринулся мне навстречу, я перехватил его морду, не давая лизаться, что-то он весь горячий, так и пышет жаром, словно только что выскочил из кузнецкого горна, вздрагивает всем телом, а Зайчик непривычно для него суетливо переступает с ноги на ногу.

А дальше в лужах зеленой крови распростерты трупы гигантских зверей. Я с содроганием приблизился, продолжая обнимать и ласкать Бобика. Чудовища в плотных хитиновых доспехах, сейчас безжалостно проломленных, узнаю копыта арбогастра, из щелей все еще течет прозрачная кровь, пасти как у кайманов, клыки подобно кинжалам, глаза прячутся в узкие щели. У одного открыты широко, один глаз вытек от жестокого удара копытом, второй смотрит вертикальным зрачком, как у змеи.

Хреймдар простонал:

— Мой конь… они моего коня…

Я бросил устрашенный взгляд в ту сторону. Его коня попросту жестоко перервали пополам, как червяка, а еще шея срезана чисто, словно бритвой, голову же будто просто откусили одним взмахом челюстей.

— Мой, — сказал я с сочувствием, — донесет нас обоих.

— Это был самый быстрый в королевстве!.. — сказал он с тоской. — Да что там в королевстве…

— Мы получили больше, — напомнил я, — чем потеряли.

Он бросил почти со злостью:

— Вы ничего не потеряли! А он был для меня как ребенок. Тихий, ласковый, все понимал, только не разговаривал.

— Возьмите жеребенка из его потомства, — посоветовал я. — Будет как бы снова он.

Зайчик время от времени вздрагивал, встревоженно фыркал. Хреймдар сказал с упреком:

— Посмотрите на его левую заднюю!.. Тоже мне, хозяин…

Я взглянул и охнул. Там самая настоящая рана, ну пусть не совсем рана, однако я настолько привык к неуязвимости арбогастра, что даже после жарких схваток перестал его осматривать, уверенный, что его тугое тело с непробиваемой кожей ничем не повредить, а сейчас там содрана кожа размером с ладонь…

— У меня есть мазь, — сказал Хреймдар, — приедем, я помогу. Коней я люблю.

Он присел, чтобы осмотреть рану, Бобик напрыгнул на него и повалил на спину.

— И собак люблю, — сказал Хреймдар, — это людей не очень… Да, ваше высочество, моя мазь поможет нарастить новую кожу. А сейчас нам здесь лучше не задерживаться. Как бы новые не появились…

Как только прибыли в замок, Хреймдар принес в конюшню мазь, сам наложил под моим бдительным присмотром на широкую рану с содранной кожей. Зайчик посматривал на него с недоверием, иногда подергивал ногой, Хреймдар и я уговаривали потерпеть, это хорошо, что жжет, быстрее заживет…

В дверях конюшни мелькнул ярко одетый паж, очень красивый мальчик, увидел нас и прибежал со всех ног.

— Ваше высочество, — выпалил он, — я от баронессы Мишеллы Ансель!.. Она велела передать вам…

Я буркнул, не отрывая взгляда от ладони Хреймдара, что осторожно наносит мазь на края раны и размазывает ее круговыми движениями:

— Что?

— Вот, — сказал он с торжественной почтительностью и вытащил из-за пазухи длинный и очень изящный шарф. — Это от нее подарок…

Я кивнул.

— Прекрасно. Давай.

Он даже опустился на одно колено, передавая шарф, очень воспитанный паж, умница. Я взял шарф и сказал благожелательно:

— Молодец. А теперь беги, а то лошади покусают.

Он умчался, а я подал шарф Хреймдару.

— Примотай поплотнее, чтобы грязь в рану не попадала.

— А вы в медицине тоже смыслите? — спросил он со странной интонацией.

— Я же правитель, — напомнил я. — Должен смыслить!

— Ха, — сказал он, — должен. Правитель много чего должен. Вот бы рай наступил, если бы еще и делали то, что должны.

— Ты на коня смотри, — посоветовал я. — Это же благородное животное, а не что-то непонятное, вылепленное из глины.

— Да, — согласился он, — Коней сотворили первыми, я знаю. Человека в самом конце, из того, что осталось… Уже завтра ваш конь будет в порядке. Повязка пусть побудет дня два, потом можно снять.

Женщины, создания бесчувственные и вообще нечуткие, совершенно не заметили, что мои доспехи стали несколько иными, зато мужчины со всей деликатностью сразу поинтересовались, где купил и сколько отдал, больно хорошо подогнаны, чувствуется рука настолько опытного бронника, что прям ювелир, а не бронник.

Я сказал таинственно, что это боевая добыча. Во время прогулки увидели скачущих навстречу группу мунтвиговцев. Хреймдар, защищая сюзерена, сразил всех, а мне пришлось, чтобы его не обидеть, взять хотя бы доспехи в качестве трофея.

— Представляю, — проворчал недовольно Сулливан и завидующе вздохнул, — что он хапанул себе! Маги, они такие…

— Везет же вам, ваше высочество, — сказал Палант. — Хорошо быть принцем.

— Еще бы, — добавил Сулливан, — вон и Мишелла сюда идет, издали глазки строит… Пойдемте, сэр Палант, прочь, пока в шею не погнали. Это точно не к нам.

Палант вздохнул, уходя:

— Ему во всем везет…

— Готовьте армию к выступлению! — крикнул я вдогонку.

Мишелла, издали расцветая благосклонной улыбкой, идет, обворожительная и благоуханная, плечи чуть отвела назад, я сделал вид, что стараюсь не смотреть на ее грудь, но не могу, зачарованный весь и уже забалдевший, бери меня голыми ногами…

Хреймдар вывел арбогастра под уздцы, гордый и улыбающийся до ушей.

— Ваше высочество, смотрите, даже не хромает!

Я взглянул на герцогиню, сказал величественно:

— Спасибо, грум. Можешь иттить.

Мишелла перевела взгляд на великолепного коня, на его блестящую, как драгоценный черный обсидиан или даже агат, кожу… и конечно же как-то все-таки увидела, не понимаю как, снежно-белый шарф с ее крупными инициалами, обернутый вокруг ноги от копыта и до колена.

Лицо ее окаменело, Хреймдар что-то понял и попятился, мы оба ощутили, как в воздухе запахло грозой с громом и молниями.

Я заулыбался счастливо и воскликнул, вдохновенно протягивая ей навстречу руки:

— Милая Мишелла, вы заметили? У вас зоркий глаз! Ни одна мелочь не ускользнет! Я просто безумно счастлив, что оценили это священнодействие с вашим шарфом и конем, что равно божественному откровению и проникновению!.. Таким образом, мой конь благодаря магическому обряду с вашим шарфом становится сферическим конем в вакууме, что дает ему особую выносливость и скорость даже при беге!.. А наши души, что интересно тоже, соединяет!

Она спросила язвительно:

— Вашу с конской?

Я небрежно отмахнулся.

— Наши души соединены давно, но теперь и ваша с нами!.. Я чувствую вас… Ох, как я чувствую… А вы?