Намерения хозяек дома я поняла только потом, когдавыяснилось, что они пригласили меня не только для того, чтобы похвастатьсясвоим богатством и пустить пыль в глаза.

Неожиданно старшей дочери захотелось показать мне сад. Оннапоминал гостиную. Каких только не было тут цветов, деревьев, трав, кустов. Накаждом шагу попадались цветочные горшки. И вот в небольшом искусственномлесочке, меж низкорослых молоденьких сосен…

Впрочем, чтобы все было понятно, я вынуждена вернуться кслучаю, который произошел недели две назад.

По соседству со школьным садом, где ученицы бегают во времяперемены, расположен огромный виноградник. Детвора растащила плетень, и теперьнаш сад и виноградник представляют собой единое целое. В этом виноградникеработало несколько батраков в красных повязках на голове. Во время перемен янаблюдала, как несчастные, обливаясь потом, ковыряют землю мотыгами.

В тот день, о котором идет речь, я обратила внимание намолодого рабочего, который трудился вместе со всеми. Он был одет, как иостальные, но лицо, весь облик молодого человека выделяли его среди окружающих.Сквозь загар просвечивала благородная бледность, глаза светились каким-тоособенным блеском. Больше всего меня поразили его руки — маленькие, изящные,как у женщины. Так как он, в отличие от остальных, был молод, мне неудобно былоподходить к нему. Но юноша сам приблизился ко мне, сказал, что его мучаетжажда, и попросил послать кого-нибудь из школьниц за водой.

Не выношу женщин-ханжей, которые бегают даже от петуха. Я нестала стесняться молодого человека (как-никак я школьная учительница) исказала:

— Хорошо, сынок, погоди немного, сейчас схожу.

А про себя подумала: «Уверена, он из благородной семьи,которая впала в нищету».

Молодой рабочий был и застенчив, и в то же время смел.Разговаривая со мной, он заикался от смущения. Но, с другой стороны, задавалвсе время очень странные вопросы: «Дешева ли здесь жизнь?.. Сурова ли зима?..Много ли в Ч… яблок и груш?..» Молодой человек назвался приезжим.

Когда он пил воду, я думала, посмеиваясь: «Бедняга, наверно,придурковат…»

Этих подробностей достаточно, чтобы понять мое удивление,когда в саду паши, среди несчастных деревьев, которым выпала оскорбительнаячесть изображать сосновый лес, я столкнулась с тем самым бедным рабочим. Носейчас он выглядел совсем иначе. Это был штабной офицер в чине капитана. На немвсе блестело: сабля, пуговицы, ордена, воротничок, зубы и даже напомаженныеволосы. Он стоял между двух сосен, вытянувшись в струнку — даже гетры на егоногах, казалось, прилипли друг к другу, — задрав гордо подбородок, молодойчеловек словно позировал фотографу. У офицера были тоненькие усики;полуоткрытые губы обнажали ряд ослепительно белых зубов. Блестящие глазасмотрели смело. Казалось, молодой капитан вот-вот взмахнет рукой, затянутой вбелую перчатку, выхватит саблю и даст команду: «Смирно!»

Но я тут же поняла, что команду «смирно» офицер получил отдругих.

Нериме-ханым притворилась удивленной.

— Ах, Ихсан, ты был здесь? Послушай, откуда ты взялся?

Старшая дочь паши так скверно сыграла свою роль, что в ееголосе без труда можно было уловить: «Боже, как ясно, что мы лжем!»

Итак, на фоне оперных декораций нам предстояло разыгратьсмешную комедию. Для чего? Это я пойму позже. А пока надо было держаться как нив чем не бывало, спокойно и смело.

Кажется, в генеральской семье очень любили делать сюрпризы.Но и я сегодня была настроена по-боевому и знала, что не растеряюсь ни передкакими фокусами. Очевидно, они ждали, что я застыжусь и убегу. Но я даже видуне подала.

Нериме сказала:

— Феридэ-ханым-эфенди, вы, как и мы, родом из Стамбула.Надеюсь, вы не заподозрите ничего дурного в том, что я представлю вам своегодвоюродного и молочного брата Ихсана.

— Напротив, буду очень довольна, ханым-эфенди, —ответила я бесцеремонно и, не дав ей возможности говорить, представилась сама:— Феридэ Низамеддин, один из самых младших офицеров армии просвещения.

Молодому офицеру недолго удавалось сохранять бравуюневозмутимость. И можно ли было винить его в этом? Маленькая школьнаяучительница увидела человека, с которым она несколько дней тому назадразговаривала, как с простым рабочим. Сегодня перед ней был блестящий, каксолнце, офицер, красивый, точно сказочный принц… Она увидела его и не лишиласьчувств. Поразительная вещь!..

Получилось наоборот, растерялся офицер. Видимо, он плохоусвоил церемонию приветствия, которой нас годами на все лады обучали впансионе, словно это была основа основ всех наук. Рука офицера, поднятая,очевидно, для военного приветствия, повисла в воздухе. Ихсан-бей передумал,решив обменяться со мной рукопожатием, но тут увидел, что он в перчатках, ирезко отдернул руку. Я даже подумала, уж не превратилась ли бедная перчатка враскаленные угли.

Минут пять я о чем-то непринужденно болтала с ним.Встречаясь со мной глазами, молодой человек стыдливо отводил их в сторону,видимо, вспоминал, как он в костюме чернорабочего просил у меня воды. Но яделала вид, будто ничего не помню и разговариваю с ним впервые.

Скоро мы с Нериме-ханым вернулись в дом. Дочь пашинерешительно спросила:

— Вы конечно узнали Ихсана, Феридэ-ханым?

Вот как! Значит, и ей был известен случай в школьном саду?

— Да, — ответила я просто, — узнала.

— Может, это что-нибудь говорит вам? Я хочу объяснить,в чем дело, ханым-эфенди. Ихсан поспорил со своими товарищами. Молодость!.. Чтоподелаешь, ханым-эфенди? Бывает…

Я не удержалась:

— Но с какой стати, ханым-эфенди?

Нериме-ханым покраснела и, стараясь скрыть смущение,засмеялась.

— Ханым-эфенди, некоторые офицеры встречают вас, когдавы возвращаетесь из школы. Они сказали, что вы очень красивы. Мы из Стамбула и,конечно, не считаем, как здешние жители, что подобные разговоры оскорбительны.Не так ли, моя красавица? Ихсан поспорил с товарищами: «Я непременно найдуспособ поговорить с этой учительницей…» Он не постеснялся переодеться в тряпьебатрака и выиграл пари. Странно, не правда ли?

Я ничего не ответила. Бедная Нериме-ханым поняла, чторассказ ее произвел на меня неприятное впечатление.

Последнее действие сегодняшней комедии развернулось опять вгостиной наверху. Известие о том, что я познакомилась с Ихсаном-беем, добралосьтуда гораздо быстрее, чем мы. Об этом говорили лица всех присутствующих.

По тайному знаку хозяйки дома все гости вышли. В комнате,кроме нее самой, остались только Нериме-ханым и я.

После небольшого колебания ханым-эфенди спросила: