Орк грозно засопел, повернул коня и поехал обратно. Япосмотрел, где лежит мой длинный трехручный меч, потом на волка и ворона. Волкдаже похрапывает, а ноги дергаются. Бежит во сне, значит. Убегает или, скореевсего, догоняет, так как волк всегда берет добычу гоном, в то время как кошки,к примеру, только из засады.

Орк проехал мимо, постоял у кустов, а затем тем же неспешнымшагом проехал совсем рядом с костром, едва не наступив на спящего волка, сновапосмотрел на меня, уже озадаченно. Щас, подумал я злорадно. Думаешь, раз вмускулах, так сразу кинусь драться? Да у нас все эти, которые с мускулами,только на пляже перед бабами! То так пройдут из конца в конец, то этак. Для нихнет хуже, чем дождь или холодный ветер, когда на пляжах пусто… А зимой имвообще хоть вешайся от тоски и непоказывания мускулов.

Конь орка помедлил на краю поляны, оглянулся. Орк почему-тосердито плюнул на землю, дикарь зеленый, с треском вломился в кусты. Некотороевремя слышно было, как ломаются ветки, фыркает конь, потом все затихло.Примятая трава распрямлялась, в тишине мелодично запели крохотные кузнечики.

Не мое это дело, подумал я, вмешиваться в чужие семейныеотношения. Может быть, у них умыкание по сговору. У него не нашлось чемзаплатить выкуп за невесту, бедный, значит, вот и бегут тайком. Или родителипротив межрасового брака, все-таки орк что-то вроде негра. Хоть и лучше негра,но все же орк, знаете ли. В таком случае я, как подлинный интеллигент, могутолько приветствовать и поощрять, так сказать, движение прогресса и гуманизацииотношений в сторону бесспорных и общечеловеческих.

Мои веки начали потихоньку слипаться. По темному небусдвинулся и поплыл, как узкий кораблик, сверкающий серп. Там, прямо на нем,расположилась пузом кверху обнаженная женщина. В красивой изысканной позе,провоцирующей и зовущей, словно только что прочла «Кама-Сутру». Чертов Валеджи,подумал я сердито, и туда бабу…

— Какую бабу? — спросил ворон сонным голосом.

Я понял, что говорю вслух, кивнул на луну. Ворон посмотрелвнимательно на луну, потом на меня, снова на луну.

— Никакой бабы там нет, — сообщил он.

— Как же нет, — возразил я, — вон там…

— У меня зрение острее, — сказал он. — Гдеименно?

Я поднял палец, но серпик плывет по темному небу уже пустойи острый, как лезвие ножа для разделки рыбы. Никакая женщина, разве что сжелезным задом, там бы не усидела. Тем более не улежала в эротичной позе.

— Только что была!

— Милорд, — сказал ворон доверительно, — есливам даже на луне бабы мерещатся, то средство есть только одно.

Я не стал слушать его грязные намеки, заснул с чистойсовестью настоящего русского интеллигента.

Утром волк проснулся, повел носом:

— Чую странный запах… Ого, да тут и следы! Милорд,здесь кто-то проезжал?

— Глюки, — ответил я. — Глюки.

— А-а-а, — протянул волк. — Ишь,разъездились…

Следов-то сколько! Хотя глюки, понятно, чаще всего по ночами ездиют.

Ворон сонно каркнул, не открывая глаз:

— Глюки?. Вкусные?

— Очень, — ответил я. — Только непитательные.

Волк поднялся, встряхнулся. Взгляд обратился к обугленнымостаткам дерева. Ветерок колыхнул серый пепел, но красных искорок нет, костерпогас надежно, можно не затаптывать.

— И не мечтай, — сказал я. — Я тоже люблю вседелать по-русски: не спеша, с перекурами, перерывами, и чтоб еще один работал,а десять стояли вокруг, опершись на лопаты, и смотрели, но мы сейчас не вРоссии, так что отправляемся в путь немедленно.

— Без завтрака? — спросили они в один голос.

— Завтрак по-казацки, — отрезал я, — на ходу.Всухомятку. Мы же герои, верно?

* * *

Солнце только поднимается, в небе, как стога сена, полыхаютоблака, но горящие клочья еще не падают в долину, не озарили ее небесным огнем.Далеко справа тянется почти черный лес, а слева горизонт подпирает горная цепь.Я засмотрелся на причудливые горы, там прямо на горной цепи лежит вверх лицомослепительно красивая женщина. На ней что-то вроде туники, я вообще-то не знаю,что это такое, но это явно туника, легкая и ничего не скрывающая, к тому жедаже ее чуть приспустила, самую малость, всего лишь до пояса. Сама в тени, хотяя различил каждую черточку ее соблазнительного тела, подол туники приподнят доуровня трусиков, на запрокинутом к небу лице блуждает легкая улыбка.

В этот момент сверкающее солнце высветило, конечно же,именно торчащую кверху обнаженную грудь. У меня перехватило дыхание. Полнаямогучая грудь сразу налилась светом, а красный кончик победно вспыхнулпурпуром. Я чувствовал, как мои губы заплямкали, а рот наполнился слюной.

— Женщина… — прохрипел я перехваченным горлом.

— Где? — обрадовался волк.

А ворон переступил у меня на плече, каркнул над ухомспросонья:

— Вкусная?

Я указал пальцем, потому что не знаю, как этот волк, где тутзюйд-зюйд-вест. Волк всмотрелся, протянул разочарованно:

— Опять глюки?

— Да вон же, — сказал я безнадежно.

С запада надвигались облака, редкие, перистые, и, хотяженщина еще видна в разрывах, я чувствовал, что мой голос звучит неубедительно.

Волк впереди остановился, шерсть встала дыбом. Впередиоблачко пыли, оттуда вынырнули трое всадников, все в легких кожаных доспехах,несутся по направлению к дальним холмам. Солнце светит с нашей стороны, яразличил щиты за спинами, узкие мечи в ножнах. Они сперва не заметили нас, ядаже подумал отступить и укрыться за деревьями, но один что-то прокричал, оничуть придержали коней, а затем повернули в нашу сторону.

— Этого еще не хватало, — вырвалось у меня. —Я же не янки из Коннектикута, я так не зарабатываю.

— А как? — спросил любознательный ворон.

Не отвечая, я напустил на себя самую беспечную улыбку,расслабился и, когда все трое подскакали ближе, крикнул весело:

— Мэйк лав, но во!.. Как погодка, ребята?

Они придержали коней, все трое всматривались оченьпристально, я их тоже рассматривал, не убирая глуповатой улыбки демократа иобщечеловека, который мэйк лав, но только не во. Один даже в стальном панциреповерх кожаного доспеха обидно выше и мощнее меня, к тому же в шлеме сопущенным забралом, что вроде бы не в тон остальным частям боевого доспеха.

— Ты кто? — спросил он. Голос звучал глухо, но яразобрал, что человек этот немолод, просто так в драку не полезет, слегкавоспрянул духом. — Откуда ты?

— Да как и все люди, — ответил ядружелюбно. — Откуда явился, туда и стремлюсь… ха-ха!

Они не засмеялись, его дружки, что с открытыми лицами подпростыми войлочными шапками рассматривают с недружелюбной интенсивностью.Думаю, и вожак сквозь узкую щель забрала смотрит тоже без обязательной кисполнению политкорректности.