Ирина медленно отошла от стены и села на табуретку возлестола.

– Я сделаю еще кофе, – сказала она, не глядя на Настю,и стала засыпать в стоящую на столе кофеварку смолотый кофе. – Ты можешьзадавать свои вопросы.

– Может, улыбнешься для приличия? – пошутила Настя,стараясь сгладить возникшую неловкость.

– Нет уж. Отвечать буду добросовестно, это я тебе обещаю, ас улыбками не получится.

– Обиделась?

– А как ты думаешь? – Ирина подняла голову и вызывающепосмотрела на Настю. – А ты бы не обиделась на моем месте?

– Наверное, обиделась бы, – призналась Настя. –Ладно, так и останемся. Я – со своими подозрениями, ты – со своей обидой. Намнужно будет научиться жить с этим. Тогда начнем. Почему Тарасов пришел в тотдень на работу так рано?

– Не знаю.

– Он ничего не говорил в пятницу о том, что в понедельник сутра у него назначена какая-то встреча?

– Нет, не говорил.

– Может быть, он должен был ждать чьего-то звонка впонедельник утром?

– Мне об этом не известно.

– С кем из работников Совинцентра Тарасов общался в течетыре дня, что он проработал в вашем отделе?

– Мне трудно сказать. Сюда к нему никто не заходил, а с кемон общался, когда выходил из офиса, я не знаю.

– А он часто выходил из офиса?

– Довольно часто…

Светлана Науменко держалась далеко не так хладнокровно, какИрина Королева. Она сильно нервничала, то и дело начиная плакать, пиласердечные капли и сморкалась.

Настя задавала ей те же вопросы, что и Ирине: с кем общалсяЮрий Ефимович Тарасов, что рассказывал о себе и о своих знакомых, кому звонил,почему в тот роковой для него день пришел на работу раньше обычного.

– Может быть, он хотел стены помыть, – предположилаСветлана.

– Что он хотел?! – Настя решила, что ослышалась.

– Ну, понимаете, Юрий Ефимович считал, что стены у насгрязные и их нужно помыть. Уборщица этого не делает, но она и не обязана. ИгорьСергеевич категорически запретил ему заниматься уборкой в рабочее время, сюдаже люди ходят, а Юрий Ефимович считал, что стены надо помыть обязательно. Вот,может быть…

Науменко всхлипнула и снова потянулась за носовым платком.

– А что, Игорь Сергеевич очень сердился на Тарасова запопытки убраться в помещении отдела?

– Очень. Вы даже не представляете, как он сердился. Правда,вслух он ничего не говорил, Юрию Ефимовичу не выговаривал, но все равно былозаметно. Знаете, Шульгин – он такой добродушный, даже немножко легкомысленный,выпить любит, пошутить, посмеяться. А после того, как Юрий Ефимович у него встоле прибрался, Игоря как подменили. Злой ходит, с нами не разговаривает, дажевроде с лица сбледнул.

– Не знаете почему? Не догадываетесь?

– Кому ж приятно, когда у тебя из стола столько гадостивытаскивают и на всеобщее обозрение выставляют.

– А Шульгин не пытался объясниться с Тарасовым, сказать ему,что залезать в чужой стол, а тем более в отсутствие хозяина, неприлично?

– Не знаю, – Светлана шмыгнула носом. – Я неслышала ничего такого.

– А вы, Светлана? Он же в вашем столе тоже порядок наводил.Вы не сделали ему замечание?

– Нет. Он же начальник все-таки.

– Ну и что? Раз начальник, значит, хамить можно?

– Я не знаю…

Науменко разрыдалась.

– Он… Он говорил, что сокращение скоро… На тридцатьпроцентов… Всех…

«Все понятно, – подумала Настя. – Стоя на порогетридцатипроцентного сокращения, она, конечно же, не рискнула делать замечаниеновому начальнику. Логика примитивная, но железная. Если собираются сокращатьтретью часть рабочих мест, и в это же самое время на вакантное местозаместителя начальника отдела назначают нового сотрудника, вместо того чтобысократить эту совершенно никчемную должность, то вновь назначенный, очевидно,важная персона или особа, приближенная к императору, то бишь к гендиректору.Попробуй сделай ему замечание – завтра же без места и останешься».

– А Ирина? Как она восприняла тот факт, что Тарасов рылся вее столе?

– Злилась, конечно. Даже сказала ему дерзость, но он,наверное, не понял.

– И что же она ему сказала?

– Что-то вроде того, что, мол, кто не знает про тампексы,тому и в женских вещах рыться не страшно. Я думала, он покраснеет, а он дажеухом не повел, будто и не слышал.

– А что, Ирина сокращения не боится?

– Боится, почему же.

– Как же она осмелилась дерзить Тарасову?

– Понимаете, у нас в отделе раньше было по штату дваначальника и пять консультантов. Когда Ира пришла сюда, три места консультантовбыли заняты, ей отдали четвертое и попросили по возможности работать за пятого.Она согласилась, тем более что ее обещали материально поощрять за совмещениеучастков. Никаких денег ей, конечно, не дали, а когда было сокращение, пятоеместо консультанта просто сократили, вменив Ире в обязанность выполнять егофункции, за ту же самую зарплату, между прочим. Ну, Ирина у нас работы небоится, у нее в руках все горит. Потом один наш сотрудник погиб, попал подмашину, Ирка его участок взяла, за это ей категорию повысили. Потом было ещеодно сокращение, должность этого погибшего сотрудника у нас отобрали и ещеалкаша одного выкинули, вместе с местом, естественно. А Ирке сказали: «Раз вытеперь консультант второй категории, вы должны работать больше. Будьте-калюбезны, возьмите себе и этот участок». Так и получилось, что Ира работает начетырех участках, а я только кофе подаю да флажки с цветочками расставляю. Уж сэтим-то она точно справится. Поэтому ее сокращать нельзя, ей замены нет. Вместонее придется четырех человек брать, а куда? Должностей-то нет, посокращали все.

– Понятно. Все-таки давайте вернемся к Шульгину. Как выдумаете, почему он спустил с рук своему новому заместителю такую выходку, какобнародование содержимого его письменного стола?

– Да потому же, почему и я промолчала. Сокращения боится.Кому нужны два руководителя для двух подчиненных? Курам на смех. Ясно же, чтоодного будут сокращать. И ясно, что не того, кого только что назначили.

– Но если это совершенно ясно, то Шульгину терять былонечего, – заметила Настя. – Его сократят в любом случае. Так почемубы не отвести душу и не сказать во всеуслышанье хаму, что он – хам.

– Ой, нет, не скажите, – Светлана всплеснуларуками. – Для него очень важно остаться на работе здесь, в Совинцентре.Здесь оклады огромные и часть начислений идет в валюте. Пусть не в нашемотделе, но ему обязательно надо здесь остаться. А Юрий Ефимович – человекгендиректора, это все знали, с ним ссориться нельзя.