Если да, то я полагаю, у тебя в штате есть координатор мероприятий.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что если ты покупаешь так много предприятий, то это имеет смысл.

— А откуда ты знаешь, что я приобретаю много предприятий?

Ее щеки вспыхнули жаром, когда он разоблачил ее секрет, — она-то, в отличие от него, часто искала о нем информацию в Интернете.

— Ты не единственный, чья репутация бежит впереди тебя. Или ты думаешь, я приехала бы на встречу с человеком, которого едва знаю, в эту глушь, не наведя ни одной справки?

— С человеком, которого ты едва знаешь? Я бы не так назвал наши отношения.

— Нет? — задыхаясь, ответила она, немного наклонившись вперед, пока ее лодыжка не заныла, и она была вынуждена остаться на месте. — Тогда как бы ты их описал?

— То, что мы не виделись много лет, не меняет того, что хорошо мы знаем друг друга. Что мы хорошо понимаем друг друга.

Она прикусила губу.

— Это было давно.

— И с тех пор многое произошло, — согласился он, придвигаясь ближе и внимательно глядя на нее. — Но ты когда-нибудь забывала обо мне?

Она ахнула, вопрос пронзил ее своей прямотой.

— Грасиано…

Как она могла ответить? Любой ответ мог быть опасен в ее ситуации.

Она должна была сделать то, что было правильным для их дочери.

— Ты преподала мне столько уроков, Алисия, что я не могу забыть тебя.

Ее сердце билось так сильно и быстро, что она слышала гул в ушах.

— О каких уроках ты говоришь?

— Начнем с того, насколько корыстными могут быть люди. Даже красивые и милые на вид. — Он провел большим пальцем по ее подбородку. — Возможно, таких людей очень много.

Она вздрогнула, отвернулась и разозлилась на себя за то, что даже тогда, когда он вел себя насмешливо, его прикосновение волновало ее.

— Что корыстного было во мне?

— Во-первых, твое молчание.

Алисия закрыла глаза, потому что он был прав. Она слышала, как ее отец набросился на Грасиано, угрожал вызвать полицию и предъявить обвинение в сексуальном насилии, слышала, как ее отец унижал мужчину, которого она любила, и ничего не сказала. Она молчала, пораженная тем ужасным, унизительным положением, в котором оказалась. Но потом, когда ее отец пригрозил обратиться в полицию, если она когда-нибудь снова свяжется с Грасиано, она закрыла свое сердце, зная, что она должна была защитить этого человека от ужасного преступления, которое ее отец хотел повесить ему на шею. Только когда было необходимо поговорить с ним, она пошла на этот риск — не ради себя, а потому, что он имел право знать, что у них родился ребенок. И в глубине души потому, что она верила, что он сможет все исправить. Ее сердце сжалось при воспоминании о растерянном, испуганном подростке, которым она была тогда.

— Не все такие сильные, как ты, — сказала она после долгой мучительной паузы. — У меня не было других родственников, кроме отца…

Казалось, это разозлило Грасиано еще больше. Он мрачно хмыкнул и подошел ближе, присев рядом с ней так, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

— Твой отец обвинил меня в том, что я изнасиловал тебя, — напомнил он ей, и от боли в глубине его глаз у нее перехватило дыхание. Он до сих пор испытывал боль, что было неудивительно. — Ты ничего не сказала, чтобы поправить его. Ты позволила ему так обо мне думать.

— Я сказала ему правду позже. Потом. Он был очень зол.

— Он не имел права. Мы знали, что делали.

— Мы были чуть взрослее, чем дети.

— И что это значит? Ты считаешь, что мы ошиблись?

Как она могла ошибиться, если результатом стала Энни? И даже если бы Энни не было, Алисия не могла заставить себя сожалеть о той ночи. Только последующее утро она хотела бы изменить.

Он не стал ждать ее ответа. Хорошо, потому что она все равно не могла ничего сказать.

— Я знаю, ты думала, что я недостаточно хорош.

Она сердито покачала головой:

— Это неправда.

— Как и твой отец, ты искала выгодную партию.

— Перестань, — выдавила она, чувствуя боль от его оскорблений. Ее глаза невольно опустились к его рту, любуясь контуром его губ, даже в тот момент, когда она хотела наговорить ему гадостей.

— Ты из тех, кто хочет чувствовать себя достойным, «помогая» тем, кому повезло меньше.

— Что с этим не так?

Он проигнорировал ее вопрос.

— Это то, чем вы занимались тем летом, не так ли?

— Это было десять лет назад, — тихо сказала она. Она пыталась сосредоточиться на Энни, сохранять спокойствие перед лицом его гнева. — Почему это имеет значение?

Но это действительно имело значение. Прошло десятилетие, но боль была такой же сильной, как и тогда. Она попыталась отвести от него глаза, но они словно попали в ловушку.

— Действительно. Так много всего произошло с тех пор. — Он поднял руку, прижал к ее щеке, и она задрожала от желания. — Теперь мы другие люди, Алисия.

Да, теперь они были другими людьми. Алисия больше не была впечатлительной девушкой, которая влюбилась в этого мужчину в тот момент, когда увидела его.

— Но в ту ночь удовольствие, которое ты испытала, было настоящим, правда, Алисия? — Он произнес ее имя, как обычно, с сильным испанским акцентом. Ее кожа покрылась мурашками, и она вздрогнула от желания, не позволяющего думать или чувствовать что-то еще.

Он наклонился ближе, его рот был всего в паре сантиметров от ее рта.

— Ты помнишь, когда мы впервые поцеловались?

Ее сердце подскочило.

— Нет, — пробормотала она.

Его губы показали, что он понял, что это была ложь.

— Это было в библиотеке. Ты сказала мне, что тебе нужна помощь, чтобы достать книгу с верхней полки. Я достал ее, и, когда я передал ее тебе, наши пальцы соприкоснулись, и ты тихонько вздохнула, прежде чем посмотреть на меня. И, как сейчас, ты молча умоляла меня поцеловать тебя. Ты помнишь это?

Она отрицательно покачала головой, но на какой вопрос, на какое утверждение?

— Ты щелкнула пальцами, и я прибежал.

Она нахмурилась. Он не ошибся. Грасиано всегда был рядом с ней. Каждый раз, когда она нуждалась в нем, ей нужно было только попросить, и он делал все, что она требовала. Но он неправильно выразился, описав то, что она считала верностью и дружбой, как что-то зловещее и манипулирующее.

— Ты ведешь себя так, как будто то, что произошло между нами, имело большое значение, — сказала она, когда смогла снова заговорить. — Но это ты ушел, не оглянувшись. Ты