перепрыгнули. И побежали дальше. А двойка с разбега перескочила ощеренный зев ледяной бездны, сзади, ударяясь о края, громыхнула акья. За ней следом порхнули замыкающие.

Бегут по леднику альпинисты. Грохочет акья. Завершает своё последнее восхождение наш товарищ…

Внизу на Медвежьей Поляне — столпотворение. Те, кому не довелось выйти на маршрут, сейчас встречают нас, готовясь перехватить траурную эстафету.

А мы шли, усталые, гордые своей принадлежностью к благородному братству горовосходителей. Шли сквозь строй самых близких людей на свете…

ЛЕНИНГРАД — БЕЗЕНГИ — 1968

Зимой одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года по установившейся зловредной привычке бросать всё к чёртовой матери и нестись, куда глаза глядят, я очутился в Ленинграде.

Так сошлось, что переезд стал как никогда возможен, и, не сумняшеся ничтоже, увольняюсь из лаборатории энергии ветра и солнца физико-технического сектора Академии Наук Азербайджана, которую мой друг Юра Горин прозывал не иначе, как лабораторией перевода энергии солнца в энергию ветра. Физики шутят…

Что подумал тогда мой патрон Чэ-Эм — академик Чингиз Мехтиевич Джуварлы, планировавший грядущим летом отправлять своего выдвиженца в новосибирское отделение Академии в целевую аспирантуру, не хочется даже пытаться представить себе.

Так сбылась оказавшая неизгладимое влияние на всю дальнейшую жизнь мечта идиота.

Я в Питере.

Дальше — фантастика чистой воды. Мой добрый знакомый из бакинской жизни усиленно рекомендовал найти в Питере профессора Вулиса. На минуточку, в мегаполисе! Но я нахожу его!

Пригород Питера город Пушкин. Высшее военно-морское инженерное училище. Лаборатория технической теплофизики.

Профессор Лев Абрамович Вулис, один из соредакторов журнала "Магнитная гидродинамика" и по совместительству — куратор почти секретной лаборатории, подбирал сотрудников, руководствуясь нетрадиционной методикой. И, благодаря этой нетрадиционности, я прямо с улицы, после тяжёлой и продолжительной … беседы с мэтром, вписываюсь младшим научным сотрудником в необычный коллектив из нескольких казахов, трёх евреев, троих беспартийных сотрудников невнятного происхождения, одного комсомольца и одного члена вездесущей партии, занимавшего место лаборанта.

Авторитет профессора настолько неуязвим, что никакие попытки повлиять на его кадровую политику не могли оказаться даже мало мальски успешными. И, в неравный обмен на уступки, командование заведения взяло за обычай пасти на ниве лаборатории офицеров из педагогического состава училища, которым силами еврее-казахско-беспартийного микста штамповались диссертации.

Мы не особо скрывали своих истинных чувств к будущим кандидатам наук. И они терпели. До поры…

В один не самый удачный момент жизни, а именно, когда, входя в раж, я травил анекдот из ленинской серии, нещадно картавя и вонзая палец в подмышку… В этот самый момент в лабораторию незаметно вошёл бестолковейшый из обслуживаемого состава капитан третьего ранга Ш.

Хохотать то он хохотал… Но потом накатал докладную в политотдел заведения…

Подвёл итоги: на работе — облом, настроение мерзкое. Пора менять обстановку.

А дело было летом, и заботами моих друзей из бакинского "Спартака" я уже имел на руках путёвку в альплагерь "Безенги". На август месяц.

И я собрал рюкзак, и рейсом Ленинград — Минводы отбыл в горы.

………………………….

Это был второй случай в моей альпинистской судьбе, когда долгожданная смена начиналась с беды.

Бакинцы Дроздовский и Терещенко, успешно покорив Шхару по пятёрочному маршруту, возвращались в лагерь победителями. Дроздовский закрывал "Мастера спорта СССР", а Олег Терещенко уже ощущал на груди значок кандидата в мастера…

До лагеря — всего ничего… И тут срыв.

Команда бакинского "Спартака", проводившая в июле-августе сборы на базе лагеря, по тревоге вышла к подножью роковых бараньих лбов. За ночь на предполагаемом месте падения не раз сходили, пусть — небольшие, — лавинки, и предстоял нелёгкий поиск.

Утром второго августа одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года тело Олега Терещенко извлекли из-под снежного завала. Предстояла транспортировка.

Вот к этому недоброму моменту я и прибыл в лагерь. И был в составе небольшой группы участников послан вверх. В помощь передовому спасотряду.

НА ЛЕДНИКЕ

— Ну, всё, мужики. Аккумулятор разряжен. То есть — совсем. Связи с базой нет. Какие предложения? — руководитель спасработ проследил за дымной траекторией окурка, и добавил: — Время связи прошло. В лагере наверняка тревога. Посылаем гонца.

Мы переглянулись. Не было печали.

— Так, Тёма, пойдёшь ты. Выпрягайся из акьи, и дуй по леднику до лагеря. Там всё начальству разобъяснишь. Время пока ещё светлое. Пойдёшь по серёдке, трещин по пути не наблюдалось. Но будь внимателен. Въехал? Тогда — вперёд… А мы пройдём, сколько сможем, по светлому времени, а там подождём до завтра.

Я выстегнулся из упряжи, поправил рюкзак, и выбрался на середину ледовой реки. Помахал ледорубом, и — в путь.

Иду, сам с собою разговариваю. Вслух. Не так одиноко. А вокруг — никого ни впереди, ни позади. Угрюмое безенгийское небо затянуто тучами. Ледник, однако же, гладкий. Уже хорошо. Правда, из-за вздымающейся над его берегом морены, всё, что по ту сторону не увидать, и с ориентирами бедновато. А ледовая река между тем уходит за недалёкий горный горизонт.

Смеркается. Сколько ещё идти? Украдкой проклёвывается страх, не прозевать бы лагерь…

Уже совсем темно. Невольно сбавляю темп.

И вдруг в тишине улавливаю, что как-то странно глухо звучит под ногами… Мостик** над трещиной? Как быть? Останавливаться нельзя, кто его знает, на чём держится этот самый мостик. Идти вперёд? Эх, была не была…

Вроде бы пронесло. А может, и не было никакого мостика? Просто — нервы…

Сколько же я иду? Ещё с полчаса пути, и наверху над береговой мореной в низких тучах замерцали сполохи. Поворачиваю к берегу.

Впереди ещё одна преграда, прибрежная трещина — бергшрунд… Ползу через торосы. Один, другой… Благополучно миную неширокий провал. Наконец — надёжная каменистая опора. Лезу вверх на карачках. Наверное, смешное зрелище… Э, да кто меня видит?..

И вот я — наверху. Под ногами, с полкилометра по осыпухе, приветливо помаргивает огнями электрических лампочек лагерь. Дома! Бегом скатываюсь вниз…

Меня сразу ведут к руководству. Связи так и не было. И недлинное повествование о положении дел на леднике — самая свежая и важная на этот час новость.

А потом — душ, столовая. И — кровать в комнате нашего коттеджа. Проваливаюсь в глубокий сон.

А спасатели со скорбным грузом своим прибудут лишь ко второй половине следующего дня.

* — бараньи лбы — заглаженные округлые скальные образования.

** мостик — снежный пласт в виде моста через трещину (в леднике).

НЕСПЕТАЯ ПЕСНЯ

БЕЗЕНГИ — 1969

О, горы, горы… Мерцающая череда древних пирамид в густом аквамарине небес. Стада белоснежных