тряпья и лома цветных металлов"… Шутники долбаные…

У нас сегодня — командная тренировка. Выстраиваемся в четвёрки, и с промежутком в минуту пускаемся в путь. Впереди — полсотни километров тяжёлой работы…

…………………

На базу возвращаемся без особого напряга, ибо ветер в спину, да и путь домой всегда весел и короток.

Институтский двор. Наш полуподвал. Велики — на крючки. И — ходом в душевую. Неторопливо разоблачаемся, отбрасывая мокрые от пота комки газетной бумаги.

А из душа так и валит густой пар. Вода пущенная полным напором, хлещет, — аж брызги фонтаном — в забранный метлахом пол.

С хохотом и неразберихой весёлых реплик балдеем под горячими упругими струями. Боже, как хорошо быть молодым!

………………

А вечером в дневнике появится новая запись, и в ней количество намотанных на колёса километров заметно увеличится. Трепещите, соперники!

А вы говорите, зима…

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

"Во-ляре, о-о

Кан-таре, о-о-о-о…"

Он всё время что-то напевал. Одну мелодию сменяла другая. И не было им конца. И все ворожили.

За плечами друга — семилетка по классу фортепиано, в активе — абсолютный слух, и мне не припомнить ни одной фальшивой нотки.

В институт Вартанчик был принят вне конкурса, как золотой медалист.

Учились мы в параллельных группах. И были друзьями. Неразлейвода…

Вартанчик жил на врастающей в горку перпендикуляром к проспекту Ленина улице Кецховели, наискосок от русской церкви. Одноэтажный домишко, такой типичный для Арменикенда, тесный дворик с тучным тутовым деревом посредине, под которым жаркими днями и летними долгими вечерами соседки перебирали горячие новости:

— Фадыкина палица лисапетну цепу попала… Сколько крову шло…

— Да, ты что?.. А я сегодня наквасила мацун. Вот баночка, отнеси Сирожику… Пусть покушает… Он такой худенький…

Время от времени тишина глухого уголка Большого Города наполнялась переливами колокольного звона, и набожные соседки крестились, что-то нашёптывая…

Выпадало ли вам счастье сиживать за чашечкой кофе на открытой веранде, и вслушиваться в неподражаемое плетение перлов арменикендского слэнга в изящной перебивке тягучих пассажей?..

Вечерами мы выбирались в Город погулять по нарядной Торговой, поглазеть на девушек, широко — из конца в конец — прошвырнуться по приморскому бульвару…

Я заходил во двор домика наискосок от русской церкви, стучал в незапертую дверь… А через полчасика, провожаемые всезапоминающими глазами, уже вдвоём, мы пересекали дворик в обратном направлении, и, пройдя под низенькой аркой, спускались до проспекта вождя революции, и шли, неторопливо перебирая знакомые улицы.

Мы были неразлучны, учились без напряжения, входили в сборную института по вело. И очень-очень хорошо дополняли друг друга.

…………………………

Случилось это на отборочных соревнованиях.

Групповая велогонка. В какой-то момент я почувствовал, что сил больше нет, и, вообще-то совсем неплохой гонщик, скис. Еле крутил педали, и сошёл бы с дистанции, кабы не Вартанчик. Он, как добрая нянька, вился вокруг меня, успокаивал, обещал скорое второе дыхание. Подкармливал.

И я ожил…

Так совпало, что в этот момент нас догнал один из сильнейших гонщиков пелотона*. И, бросив друга, я укатил с ним.

А Вартанчик… Вартанчик сошёл с дистанции. И некому было в тяжкий момент поддержать его.

С этого дня появилась червоточинка в наших отношениях… Нет, мы не оборвали связи. Общались. Но прежнего тепла не было…

Прошла чёртова уйма лет, но в душе моей, не утихая, всё звучит и звучит до боли знакомое:

"Во-ляре, о-о.

Кан-таре, о-о-о-о…"

* — пелотон — основная группа гонщиков.

ЧТО ЗА ЗВЕРЬ — АЛЬПИНИЗМ

У ворот институтского двора выстаивается шеренга. Знакомые всё лица. Вон — Эдик. Наш. Энергетик. Курсом старше, но — свой в доску. Между прочим, — второразрядник по вело. Что он потерял в этом строю? А рюкзачок то — не из лёгких, ишь как парень согнулся. Бедняга…

Перед строем — старший. Что-то говорит. Ему хором отвечают. Забавно…

Потом странная команда грузится в институтскую алабашку*, и адье — поехали. Бог знает, куда… Любопытно, однако…

И в один прекрасный день я напросился таки в поездку с институтским альпинистами. И тоже стоял в строю. И рюкзак оттягивал плечи. И в дверях велосекции собралась кучка моих друзей велогонщиков:

— Что это он затеял? Куда собрался?..

А ехали мы — полных восемьдесят километров на север от Баку, туда, где за обочиной шоссе — рукой подать — в синее небо эффектно впечатывались зубцы скального массива Беш-Бармак.

И налюбовался я его строгой красотой, и налазился по стенкам до помутнения сознания.

И так мне всё это понравилось!..

Однако время менять коней ещё не подоспело, и потребовалась пауза почти что в три года, пока я гонялся за сборную, и только после института, когда работа окончательно перекрыла время шоссейных забав, стало понятно: надо что-то менять…

………….

Ранняя осень одна тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого. Первое восхождение. Шахдаг. Ночёвка у подножья четырёхтысячника.

Я изрядно занемог. Тошнит. Раскалывается голова.

— Не помрёт, — бросает проходящий мимо палатки Ёжик — типичная горняшка**. К утру всё как рукой снимет…

И к утру наступает полное исцеление, и я иду к руководителю экспедиции.

— Александр Алексеевич, я здоров. Можно мне участвовать в восхождении?

— Разумеется, — коротко отвечает мастер.

И через пару недель нам торжественно вручают значки "Альпинист СССР".

Вот так неожиданно для себя я вляпался в альпинизм. По самые уши…

* — алабашка — грузовая автомашина с крытым кузовом, оборудованным для перевозки людей.

**— горняшка (слэнг) — горная болезнь, вызываемая кислородным голоданием. Проходит при наступлении акклиматизации к условиям высокогорья.

КРАСНАЯ РАКЕТА

В Завокзальном районе на улице Чапаева прямо напротив остановки трамвая пятого маршрута — неказистое здание. Бакинский "Спартак".

В кабинетике методистов сегодня тесно. Идёт распределение путёвок в альплагеря.

Путёвки очень недорогие. Тридцать с небольшим целковых с персоны, рвущейся в горы, и за такие "копейки" — полный пансион: размещение, не слабое питание, снаряжение и инструктора…

Смена в лагере — три недели среди ошеломительных красот высокогорья. Три недели общения с Горами, радостей постижения вершин.

А между восхождениями… Какие разговоры под покровом суровых армейских палаток… Какие песни под аккомпанемент старенькой гитары…

…………………

Но я отвлёкся. Баку. "Спартак". Тесный кабинетик. Во главе стола наш славный тренер и идеолог бакинского спартаковского романтического альпинизма Александр Воскресенский. Шурик.

Обсуждаются претенденты на путёвки. На самые привлекательные июнь и июль месяцы вне очереди такие спартаковские полканы, как двое неразлучных Юр — Карумидзе и Горин,

иконописный Илюша Кантарович, богатырь Гена Миронов, основательный и неторопливый Вова Середа… Им — лучшее…

Я — значкист — притырился сзади. Моя очередь нескоро…

Терпеливо жду.