– Скажи, Саша, у тебя ещё мемуары Горбачёва? – осторожно спросил Николай.

– Да, у меня, а почему ты спрашиваешь?

– Я, наверное, смогу всё-таки взять их с собой.

Голубев не поверил своим ушам. Ещё совсем недавно он предпринял безуспешную попытку его уговорить, а теперь Николай сам проявляет инициативу. Выходит, его друзья были правы. И выходит, зря он с ними так упорно спорил и едва не поссорился с ними. Однако откуда такой поворот? С чего это Николай так радикально изменил своё мнение по этому вопросу? Что кроется за всем этим? Этими вопросами задался в этот момент Александр Голубев.

– Ты это серьёзно? – удивленно произнёс Голубев.

– Серьёзнее некуда, – попытался разогнать скепсис Голубева Евстафьев.

– А что случилось? Ты был категорически против, а теперь сам предлагаешь помочь?

– Считай, что я изменил своё мнение на сей счёт.

– И что же повлияло на тебя?

– Не будем об этом, не хочу сейчас об этом говорить.

Голубев более не стал допытываться. Конечно, ему было очень интересно, но всё-таки он рассудил, что неправильно терзать человека. В конце концов, – подумал он, – Николай сам ему расскажет, когда будет готов.

– Прежде чем везти их, я хотел бы почитать. Надеюсь, ты не против? – спросил Евстафьев.

– Ну о чём ты говоришь? Само собою разумеется. Я даже хотел бы, чтобы ты это обязательно сделал.

– Кстати, а это точно не фальшивка? – забеспокоился Николай. – Это действительно мемуары, написанные Горбачёвым?

– Да. Каждый лист им собственноручно подписан. В настоящее время у нас не осталось сомнений в подлинности, – со всей твёрдостью заверил его Голубев.

– Есть ли у вас представление, где и как их опубликовывать за рубежом?

– Есть такое представление, но мы ещё продолжаем думать над этим.

Голубев поведал своему другу, что они в своё время сотрудничали с французским журналистом. Отделения его информационного агентства есть почти по всей Западной Европе, в том числе и в Италии. Голубев назвал его имя и фамилию и даже адрес итальянского бюро. Ещё до тех событий, когда эта ниточка была оборвана, они обсуждали варианты возможных событий. Поэтому на случай провала были заготовлены некоторые варианты, восстановления связи, однако всё упиралось в выезд за рубеж. Теперь же, когда Николай Евстафьев выразил готовность к сотрудничеству, всё могло получиться.

Оба расстались в приподнятом настроении. Особенно радовался Голубев. Теперь, казалось, основные преграды преодолены. И дело получило новый импульс. Теперь было важно обдумать детали. От благополучного исхода операции зависела, в том числе, и их судьба. Никого не распирал интерес выдержать многочасовой допрос, поэтому в первую очередь важна осторожность. И особенно не хотелось подводить Евстафьева. Сам Голубев, как и его друзья, морально уже был готов, что их могут схватить, но за Николая, который всё-таки согласился, переживаний было больше.

Утром следующего дня Николай Евстафьев, как обычно, прибыл на работу. Войдя в приёмную, он поздоровался с секретарём.

– Доброе утро!

– Здравствуйте, Николай Петрович, вам почта.

Из почты особое внимание его привлёк конверт из обкома партии. Войдя в свой кабинет, он поспешил распечатать именно его. Достав из конверта лист и развернув его, он прочитал там следующий текст:

«Уважаемый Николай Петрович!

Неуклонно следуя заветам В. И. Ленина, Коммунистическая партия в целом и Калининский областной комитет в частности уверенно ведут советский народ по пути совершенствования социализма и дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму. К 90-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции мы подходим с выдающимися успехами во всех сферах жизни. За эти годы наша страна поднялась от вековой отсталости к высотам общественного прогресса. Под руководством Коммунистической партии трудом поколений советских людей создан мощный экономический, научно-технический и культурный потенциал. Безвозвратно ушли в прошлое нищета и безработица, классовая и национальная вражда. Утвердились равноправие, сотрудничество и взаимопомощь людей. На этом этапе, когда социализм развивается со всё большей интенсивностью, все полнее раскрываются созидательные силы советского строя, преимущества социалистического образа жизни, трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний, всё вышеперечисленное должно подстёгивать нас на новые великие свершения, а наша главная задача – создание материально-технической базы коммунизма, воспитание человека коммунистического общества, повышение материального и культурного уровня жизни трудящихся – в связи с вышеуказанным юбилеем становится ещё актуальнее. Поэтому мы считаем несвоевременным сейчас отвлекаться от текущих дел и даже на время отлучаться от своего предприятия. Как следствие, соблюдая верность своим революционным традициям, Калининский областной комитет КПСС находит правильным отложить вашу поездку в Итальянскую республику на неопределённый срок».

Секретарь Калининского областного комитета КПСС

О.Е. Себастьянов.

Василий Рыжов направлялся к своему шефу. Нельзя сказать, что его редко вызывает начальство, однако на этот раз у него было какое-то странное предчувствие. Как будто предстоит какой-то необычный разговор. Однако выбирать ему не приходится, и вот он уже стоит пред дверью. Постучавшись, как это принято, он зашёл в кабинет.

– Вызывали, товарищ полковник? – по-военному бодро спросил Рыжов.

– Да, проходи.

Рыжов прошёл в кабинет и сел на стул напротив начальника отдела «М» девятого управления КГБ СССР полковника Вавилова Дмитрия Ивановича. Отдел «М», занимающийся охраной и обеспечением жизнедеятельности отставных генеральных секретарей ЦК КПСС и членов их семей, фактически был создан под отдельно взятого человека. Местонахождение отдела было в Завидово, там же, где и резиденция М. С. Горбачёва. Таким образом, был создан беспрецедентный случай глобального контроля над бывшим руководителем советского государства.

Дмитрий Иванович был, как говорят, человеком старой формации. Он был потомственным службистом. Его отец служил ещё в НКВД и принимал непосредственное участие в репрессиях. Отчасти это сказалось и на характере Дмитрия Ивановича: ему повсюду мерещились враги, и он был до мозга костей, слепо верен системе. Никаких сомнений в генеральной линии, никакой пощады изменникам родины. Причём понятие «изменники» он трактовал довольно широко. К измене, в частности, он причислял и инакомыслие. Само собою разумеется, он приветствовал свертывание гласности, ибо видел в этом сильную угрозу существующему строю. Ему было известно, что отнюдь не доброй волей была вызвана отставка Горбачёва, и, конечно же, он одобрял действия партийного руководства. Тогда была развёрнута целая кампания по чистке и искоренению «негативных» последствий политики гласности, в которой тогда ещё капитан Вавилов, вскоре ставший майором, принимал активное участие, проявляя небывалое рвение.