Вавилов мало кому доверял, было не так много людей, на кого бы он мог легко положиться. Он это считал издержками своей профессии и никогда не скрывал этого. Рыжов же был одним из немногих, кому как раз полковник доверял.

– У меня к тебе ответственное поручение, майор, – сухо сказал Вавилов.

В этот момент Рыжову стало как-то не по себе. Предчувствие не обманывало его. Скорее всего, предстоит что-то очень необычное и, главное, не сулящее ему ничего хорошего. Поэтому он как можно быстрее хотел перейти к сути дела.

– Я вас внимательно слушаю, – ответил Рыжов.

– Есть все основания полагать, что Горбачёв написал мемуары.

Рыжов занервничал. Первое, о чём он подумал, – что его кто-то сдал. Но кто мог это сделать и кто вообще мог про это знать, ему было непонятно. Быть может, Виктор Сосновский со своими друзьями успели завалить всё дело? Или что? Мысли витали в его голове одна за другой. Он мучительно пытался понять, откуда у Вавилова такая информация. В конечном счёте, он побоялся, что полковник заметит, что он занервничал, и станет подозревать. Всё-таки Рыжов совладал со своими чувствами и спросил:

– Могу я поинтересоваться, откуда у вас такая информация?

– Информации как таковой нет, это мои соображения.

Рыжов почувствовал некоторое облегчение. По крайней мере, исчезла опасность, что его кто-то мог выдать или ещё что-нибудь. Другое дело, откуда взялись эти соображения и что стоит за всем этим. Эти вопросы стали терзать Рыжова.

– На чём именно основаны ваши соображения, товарищ полковник?

– Всё-таки он уже не молод, – начал Вавилов, – и у меня нет никаких сомнений, что все его мысли, нереализованные планы, идеи он не захочет уносить с собой в могилу. Многие люди пишут мемуары, и для Горбачёва это была бы хорошая форма донести свои взгляды. А в том, что эти взгляды вряд ли будут полезны обществу, я не сомневаюсь. Также следует принять во внимание, что год-то юбилейный. Керенский в своё время написал мемуары к 50-летию революции. Не думаю, что Михаил Сергеевич будет дожидаться столь круглой даты, как 100-летие. Ещё через 10 лет он может уже это дело не потянуть, да и стоит ли загадывать, что будет через 10 лет. Поэтому 90-летняя годовщина – очень хороший повод. Более того, я почти убеждён, что Горбачёв не только написал свои мемуары, но уже передал их своим доверенным лицам, и теперь они ищут пути для опубликования, скорее всего за границей. Я слишком поздно спохватился. Безусловно, это непростительная ошибка для меня. Но я ещё тешу себя надеждой, что, по крайней мере, эти его материалы не покинули границ Советского Союза. Я боюсь себе представить, что тут в наших рядах начнётся, если на Западе выйдет книга воспоминаний Горбачёва. Поэтому нужно срочно заняться этим вопросом, и главное, никакой огласки быть не должно!

– А что если это совсем не так, и никаких мемуаров не существует в природе? – попытался отвести Вавилова от своих мыслей Рыжов.

– Значит, нам сильно повезёт! Однако офицерам КГБ не пристало гадать на кофейной гуще. Мы должны точно быть во всём уверены. И пока я уверен в своих предположениях.

Рыжов решил, что ситуация была явно не такой уж плохой. Он вознамерился непременно разубедить Вавилова в своих предположениях. Тем более, что они основывались не на каких-то конкретных фактах и сведениях, а, как считал Рыжов, на интуиции и собственных домыслах. Что в свою очередь также недостойно офицера КГБ. Однако Вавилов и слышать не хотел, что он может ошибаться. Все попытки сломить это мнение и убедить в обратном потерпели фиаско. Рыжову ничего не оставалось, как принять всё, как говорят, под козырёк.

Остаток дня Рыжов провёл в раздумьях, как ему сейчас следует поступить. Варианты были разные. Первое, что ему пришло в голову, – это разоблачение тех, кому, собственно говоря, он эти мемуары и отдал. Как вариант, ему казалось это самым простым. Достаточно было определиться, каким образом он вышел именно на них, и можно всех брать. При благоприятном стечении обстоятельств можно было бы даже рассчитывать и на награду. Однако насколько это было просто, настолько же этот вариант развития событий был и опасен. В первую очередь, потому, что наивно было бы рассчитывать на молчание Сосновского и его товарищей. Первое, о чём они бы заявили, если бы Рыжов их арестовал, так это как раз о том, что именно Рыжов – тот самый человек, который снабдил их этими мемуарами. Как бы потом он ни отмывался от этих обвинений, в конце концов, доказательств у Сосновского нет, последствия для Рыжова были бы 100 % не благоприятные, а может, даже и роковые. Можно, конечно, всё свершить чужими руками, так, чтобы ни Сосновский, ни его друзья не узнали бы, кто их арестовал. Но и тут не было никакой гарантии, что его имя не всплыло бы. Тем более, что Сосновскому достаточно лишь заподозрить в подвохе, как он мог бы уже начать говорить. А то, что в застенках КГБ могут добывать информацию, ему было хорошо известно. Поэтому это вариант не проходной.

Второй вариант развития событий был менее примитивен и требовал большого усилия. Следовало бы организовать такое расследование, вывод которого был бы однозначен: нет никаких мемуаров, и никто не собирается даже их писать, тем более опубликовывать. Этот вариант в первую очередь сложен тем, что Вавилов изначально уверен в своей правоте. Прожжённый службист, который, как он считает, редко ошибается. Такого сложно в чём-либо убедить. Поэтому факты должны быть настолько убедительными, насколько это только возможно или, вернее говоря, невозможно. А с этим как раз проблема. Простое отсутствие подтверждающей уверенность Вавилова информации в данном случае будет недостаточно. Набраться же другой просто неоткуда. Кому-кому, а Рыжову-то уж точно известно, что Вавилов не ошибается в своих подозрениях. А это значит, что информацию придётся, как говорят, высасывать из пальца. Так что этот вариант был не совсем удобен.

И, наконец, третий вариант – это запутать следствие. Расследованию следует дать вид большой, кипучей работы. Заняться имитацией бурной деятельности. Видимость того, что вот-вот всё раскроется. Одним словом выиграть время. А там, как говорил Ходжа Насреддин, либо шах умрёт, либо ишак сдохнет. По сути, это не большая польза делу. Тогда как отрицательный эффект не заставит себя ждать. И если сейчас Рыжов находился в доверии у Вавилова, пользовался уважением – во многом карьера Рыжова зависела от него, – то после такого поведения Рыжов в глазах Вавилова начнёт резко падать. А если принять во внимание хроническую подозрительность полковника, то в этих действиях он однозначно что-нибудь да заподозрил бы. Таким образом, этот вариант тоже далёк от идеала. Как говорится, овчинка выделки не стоит.

Вот такие варианты развития событий виделись Рыжову. Как гласит 7-е следствие из закона Мерфи, любое решение плодит новые проблемы. Однако, прокрутив несколько раз в своей голове все эти варианты, взвесив все плюсы и минусы, он решил остановиться на втором. Он пока не знал, как ему всё это организовать и что конкретно он будет делать. Но решил, что именно в этом направлении он должен двигаться и именно этих целей добиваться.

Всё ещё осложнялось тем, что с людьми, которые будут помогать ему выполнять поручение Вавилова, он не сможет быть откровенен. Как следствие, их придется сдерживать. А как это объяснить? Недоверие среди товарищей по оружию ничуть не лучше недоверия в глазах начальства.