– Да, я нисколько не выгораживаю себя, – продолжил Евстафьев, – но при чём тут моя поездка? В конце концов, я же не в отпуск собираюсь. Ты же знаешь, как давно планировалась эта поездка. Более того, именно обком в своё время инициировал её. Такая обширная программа наметилась, в том числе и культурная программа. И теперь столько планов пойдут прахом. Хорошо ли это будет?

– Я-то как раз согласен с тобой.

– Так что же делать?

– Думаю, что вопрос ещё можно пересмотреть. Обещать ничего не буду, но если ты сам портить всё не станешь, то я попробую.

На этом их разговор и завершился. Появилась надежда всё исправить. Его удручало только, что от него ничего не зависело. Его судьба и судьба его дела были не в его руках. Оставалось только ждать. Это ожидание сильно напрягало. Но ещё больше напрягало его сознание того, что для людей, наложивших запрет на его поездку, по большому счёту было всё равно, поедет он или нет. Это был лишь вопрос принципа. Но зато эти люди могут решать, причём не только про поездку.

Прошло три дня. Никаких новостей из обкома не было. Сосновский и его друзья продолжали ломать голову над выходом из сложившейся ситуации. На сей раз они обдумывали варианты изменения решения обкома. Но в силу того, что таких связей у них не было, варианты были только криминальные, например, похищение Себастьянова. Были варианты и помягче – дискредитация его в газете. Голубеву, как журналисту, пришлось бы собрать компрометирующий материал. Но кто его стал бы опубликовывать? К тому же для всех было делом чести блюсти закон. Сам факт их инакомыслия был тоже в этом. Ибо они считали, что декларированные советским законодательством свободы должны быть реализованы. По тем же самым принципам они не пользовались финансовой помощью Запада. Есть мнение, что Ленин сделал свою революцию на немецкие деньги. Они же считали, что это непатриотично, тогда как каждый из них, несмотря на свою антипатию к советскому строю, считал себя патриотом. Они осуждали диссидентов за западные деньги. Западу не столько нужна борьба с коммунизмом, сколько борьба со страной. И хотя совсем не сотрудничать с ними невозможно, а в некоторых случаях это сотрудничество даже полезно, всегда нужно чувствовать ту грань, за которую не стоит переступать. В этом они не сомневались. Как следствие, у них не было какой-то широко организованной диссидентской структуры. Но зато они и не попадали под бдительное око КГБ. Поэтому свершить дело с мемуарами Горбачёва для них было невероятно важным.

На четвёртый день Евстафьеву наконец-то позвонили из обкома.

– Здравствуй, Николай Петрович.

– Здравствуй, Иван Сергеевич.

Обмен любезностями был почти театральным. Евстафьев даже немного усмехнулся, но быстро взял себя в руки. Вдруг это будет скверно расценено.

– У нас был разговор насчёт тебя, – сказал Сухов.

– Надеюсь, разговор был в позитивных тонах.

– У нас всё в позитивных тонах, – с улыбкой упрекнул Евстафьева Сухов.

– На следующей неделе, в понедельник, будет поставлен твой вопрос в обкоме, тогда всё и решится.

– Нужно ли моё присутствие?

– Обязательно. И не опаздывай.

– Я непременно буду.

Звонок сильно обнадёживал Евстафьева. Это очень хорошо, что вопрос будет решаться в его присутствии. Теперь появилась возможность быть не молчаливым наблюдателем ситуации, а прямым ее участником. Теперь при грамотных действиях всё можно изменить.

Вся его душа рвалась на это заседание, так что его жена дома обратила внимание, что с Николаем что-то творится. Николай не посветил свою жену в то, что всё-таки согласился переправить мемуары за границу. Он был в принципе скрытным человеком и многое держал в себе. Даже тогда, когда в первый раз Голубев предложил ему переправить мемуары, он не хотел ничего говорить жене. Тот случай был скорее исключением, обычно Евстафьев имел привычку всё держать в себе, почти всё. Как следствие, Елена ничего не знала о том, что у мужа появились проблемы с отъездом в Италию. Однако его поведение она нашла каким-то странным.

– У тебя всё в порядке? – спросила она Николая.

– Да вполне. Так, мелкие неприятности по работе, и всё, – постарался успокоить жену Николай.

– Точно? Ты что-то сам не свой.

– Нет, не волнуйся, обычные рабочие моменты.

– Ну, не хочешь – не говори.

Он так и не поделился. Евстафьев счёл, что всё-таки не стоит свою жену загружать этими проблемами. Тем более что это чревато некоторыми опасностями. В конце концов, дело, участвовать в котором он согласился, мягко говоря, рискованное. И если когда-нибудь, неважно, при каких обстоятельствах, его привлекут, лучше, чтобы жена не была в курсе дела. В противном случае она также может пострадать, как соучастница. Этого Николай никак не хотел. Более того, именно этого он больше всего боялся. То, что он рискует однозначно своей карьерой и даже свободой, он хорошо осознавал и морально себя готовил. Однако подвергать опасности свою семью ему не хотелось никак.

Чувство заботы о своей семье вдруг навеяло Николаю воспоминания о знакомстве со своей женой, и воспоминания эти улучшали его настроение. Это случилось в Ялте, куда в своё время он ездил отдыхать каждое лето. Они оба оказались на одном и том же пляже, где и состоялось их знакомство. Однако если Николай только что приехал, то для Елены отдых подходил к концу. В тот же день она уехала домой. Николаю было приятно узнать, что Елена тоже из Калинина, и особенно приятно ему было то, что она оставила ему номер своего домашнего телефона. Николай обещал позвонить, как только вернётся домой. Чтобы не потерять листок с её номером телефона, он положил его в кошелек. Однако, по неблагоприятному стечению обстоятельств, именно это и стало причиной утери этого номера. А всё потому, что за три дня до отъезда, на рынке, куда он пришёл за фруктами, карманник выкрадет у него этот кошелёк. По счастью, там были не все деньги Николая, однако о деньгах-то он сожалел меньше всего. Гораздо больше его беспокоил утерянный номер телефона. С ним была утеряна единственная на тот момент возможность вновь увидеться с Еленой.

Прошло чуть меньше полугода. И в студенческом клубе на вечеринке по случаю наступающего нового года они опять оказываются в одно время в одном месте. Лучшего новогоднего подарка Николай и представить не мог. Однако Елена довольно прохладно встретила его. Она же не знала, по какой причине он так и не позвонил ей. Так что основания затаить обиду у неё были. Впрочем, гнев в конце концов был сменён на милость, и вот уже 25 лет они вместе.

Как известно, понедельник – день тяжёлый. И именно тяжёлым он и обещал быть. Евстафьеву предстояло отстоять свою позицию в обкоме. Он пришёл туда с твёрдым стремлением уйти победителем.

Председательствовал на этом собрании всё тот же Себастьянов. Его вступительные слова были полны стандартных фраз, даже, можно сказать, протокольных фраз. Частично они повторяли текст того письма. Но в завершение его слова вселили надежду в Евстафьева.