разгрома под Нарвой в 1700 году, когда русское войско бежало, только увидев шведские штыки, к высотам возле деревни Лесной вышли совсем другие люди. За восемь лет русская армия изменилась и все восемь лет это доказывала — и под Санкт-Петербургом, и под той же Нарвой, отбитой четыре года назад, и в еще десятках больших и маленьких сражениях. Но шведы, впрочем, как и вся Европа, отказывались в верить в очевидное.

Из 604-х Невских драгун в этом первом бою было убито и ранено 338 человек — немногим больше половины состава полка.

Славно пал от пули и офицер, которому Фридрих первому показал письмо; и два русских драгуна, которые нашли Фридриха на лафете у разбитой пушки, погибли. Офицер, с пробитой грудью, упал сразу, не успев и палаша поднять над головою. Его лицо, искаженное ветром атаки, вздрогнуло, глаза увидели небо и, не закрывшись, так и смотрели в него, пока после боя их не прикрыла рука товарища. А драгунам удалось забрать с собой несколько шведских душ. Их вытащили из-под убитых коней — они так и лежали в шаге друг от друга: один, что сравнил Фридриха с куренком, с прорубленной головой, другой — исколотый копьями (шведы успешно пользовались пиками в этой Северной войне). И погибли бы все драгуны, если бы не подоспела гвардия под командованием Голицына — преображенцы и семеновцы8, — которая разбила знаменитое шведское каре и отогнала шведов с передовой позиции.

И вот уже весь корволант вышел в поле и построился в боевой порядок.

Десять тысяч русских против девяти тысяч шведов.

Бой шел шесть часов — с часу дня до семи вечера. Стрельба сменялась рукопашной. Нужно ли описывать эту кровавую бойню… Достаточно и того, что через три часа обессилившие от драки и русские, и шведы, попятившись друг от друга шагов на двести, мешками повалились на землю, и два часа только и было слышно над полем тяжелое человеческое дыхание изнуренных от боя друг с другом людей. Они бы так, наверно, и лежали, но на поле показался тот самый четырехтысячный отряд Бауэра, которому Петр приказал ждать в Кричеве и который по приказу появился на поле в самый верный момент. Обессиленные шведы были сброшены с высот и загнаны за дома и заборы ближайшей деревни.

Победа? Еще нет.

Левенгаупт был хорошим военачальником. Каждый дом, каждый забор его солдаты превратили в крепость. Неприступный бастион. К тому же на помощь подошел (так нужный пару часов назад, когда появились кавалеристы Бауэра!) шведский авангард, охранявший обоз.

Петр не стал рисковать своими гвардейцами и до самой темноты бомбардировал Лесную из всех орудий. Только с наступлением темноты стрельба прекратилась. Петр решил ждать до утра; и утром добить засевшую в Лесной сильно поредевшую армию Левенгаупта.

С темнотой в деревне вспыхнули огни костров — шведы грелись и ужинали. Так думали русские. На это и рассчитывал шведский генерал. На рассвете, когда русские полки подошли к Лесной, деревня была пуста. Костры стали последней хитростью славного шведского генерала. За ночь он переправил остатки отряда через отбитый у русских мост. Оставалось уничтожить обоз и прорываться к армии короля.

Петр не мог этого допустить, и кавалерия Меньшикова бросилась в погоню. Догнали шведов у города Пропойска. Левенгаупт успел уничтожить лишь половину обоза, оставшиеся повозки отбили драгуны светлейшего князя. Пока одни пьяные шведы уничтожали свой провиант и резали скот (да, перед тем как уничтожать и резать шведские солдаты вскрыли все бочки с водкой и напились до скотского состояния), другие собрались возле своего генерала и готовились доблестно умереть, как и должен умереть шведский солдат — в бою! Но Левенгаупт принял решение отступать. Шесть с половиной тысяч дисциплинированных солдат: 3 051 всадник и 3 451 пехотинец — все, что смогли собрать шведские командиры, — отступили и вскоре соединились с армией своего короля. Остальные шведы, пьяные, ошалелые, разбрелись по лесу и были подобраны русскими отрядами.

Всё. Конец сражению.

Поражение оказалось чудовищным. Шведы еще так никогда никому не проигрывали.

Восемь тысяч убитых и раненых потерял Левенгаупт в этом сражении; и тысячу пьяных пленными. Кроме пленных, русские захватили все: знамена и обоз, артиллерию и походную казну.

Трем тысячам шведам (кого не нашли в лесу русские) удалось бежать на родину. Там их судили и отправили служить в гарнизонные войска — позор и унижение.

Чуть более тысячи русских — треть из которых Невские драгуны, — погибли в этой по праву решающей битве у деревни Лесная.

* * *

В середине октября Левенгаупт соединился с Карлом. Стоит сказать сразу, что Левенгаупт после Полтавского поражения сдастся в плен и умрет в Москве в 1719 году. Два его генерала — Стакельберг и Шлипенбах, что были с ним и при Лесной, и на поле Полтавской битвы, также попадут в плен.

Стакельберг после войны вернется из плена в Швецию, а Шлипенбах перейдет на сторону русских и верно послужит своему новому отечеству. Его потомки до сих пор живут в Санкт-Петербурге.

Но вернемся к русской армии. После победы при Лесной Петр не почил на лаврах, а устремился вслед за Карлом, который, следуя за безумным своим Провидением, поверил иуде Ивану Мазепе, гетману Украины, семидесятилетнему прохиндею, чья жизнь — одно бесконечное предательство. Всю свою жизнь Мазепа предавал своих благодетелей, переходя из рук в руки; последнее его предательство поставило точку в жизни гетмана, и умер он в Турции, говорят, вши съели украинского иуду.

А осенью 1708 года Карл XII и его тридцать семь тысяч солдат, входили в полтавские степи. Впереди суровая зима, весна и летнее окончательное поражение под Полтавой.

* * *

А что же Фридрих? Что стало с так быстро повзрослевшим саксонцем?

Ни в бою при Добром, ни в сражении при Лесной Фридриху участвовать не довелось. Все это время он провел за стенами Санкт-Петербурга. Господь услышал его молитвы, Людвиг выжил. По просьбе брата, да и самого изувеченного саксонца, его не отправили в лагерь для пленных. Хоть и с одной рукой, он оказался ловким парнем, и его определили в помощники к его младшему брату.

Вскоре Людвиг уже умело, одной рукой мог скоро забить заряд в пушку; умело управлял лошадью, и вообще бомбардиры полюбили этого сильного, ловкого и спокойного саксонца.

Оба брата с горем пополам за полгода научились и понимать, и отвечать своим русским товарищам-артиллеристам.

За Фридрихом прочно закрепилось имя Фёдор, Людвига же звали Лёшей. И братья привыкли, и бывало, что и сами так называли друг