за выигрышем, будет поздно и придется ждать до завтра? А до завтра билет может затеряться или порваться как-нибудь… Он теперь сам богатый, чего спешить?… Он решил остаться.

— Да черт с ним, пускай ждет…

А если открыть свой салон для чистки обуви? Это идея. С тех пор как он научился орудовать щетками, Беппино втайне лелеял эту мысль. Иметь собственный салон. Десять чистильщиков, большое зеркало на стене — не хуже, чем у того итальянца на Пятнадцатой улице. Другие пусть попотеют. А он только распоряжаться будет за прилавком. Чертовски обидно, что ему всего пятнадцать лет. Никто слушаться не станет. Всерьез не будут принимать.

— Я себе шелковую рубаху куплю, вот что…

Вот это да! Только чтоб пофорсить. Когда все увидят, что Беппино тоже в шелковой рубахе ходит, так и его, пожалуй, наградят титулом доктора — а в салоне для чистки сапог, в парикмахерской да еще у шоферов этот титул присваивается тем, кто хорошо платит и много на чай дает.

Он постучался в окошечко кассы:

— Разве еще не пора?

— Не приставай, парень!

Да мне, понимаете, следует четыре тысячи получить… — сказал Беппино.

— Что? Что ты говоришь?

Человек по ту сторону барьера сделал сладкое лицо.

— Ей-богу, не вру! Когда-нибудь должно же повезти… — И мальчик показал счастливый билет.

— Ну, это дело обмыть надо… — сказал человек за кассой, жадно сверкнув глазами.

Беппино молчал настороженно. Однако ощутил, что вес его в обществе подымается. Почувствовал, что деньги — это сила и власть, поверил, что мир у него в руках. И вдруг увидел себя таким, каким был и каким никогда раньше себя не видел — тощий, взъерошенный, руки по локоть в ваксе, рубашка рваная, перепачканные парусиновые рабочие штаны, а под ними свои не лучше. И решил, что надо все это изменить, выбросить эти лохмотья, одеться франтом. Он стянул с себя полосатые парусиновые штаны, купленные за шесть мильрейсов в магазине подержанного платья, и бросил в канаву. И тут только заметил, что напротив банка тоже есть салон для. чистки обуви. Новая мысль пришла ему в голову — почистить ботинки. Свои! В кармане у него оставалось несколько монет — чаевые за последние дни. Одно кресло в салоне было свободно… Он колебался, внезапная робость овладела им. Никогда в жизни он не выступал в роли клиента… Но страстное желание испытать новое для него ощущение своей значимости оказалось сильнее. Он направился к свободному креслу. Негритенок, товарищ по профессии, взглянул на него в изумлении:

— Эй! Тебе чего?

Беппино почувствовал и унижение, и ярость:

— Как это чего?! Ботинки почистить!

Негритенок в сомнении покачал головой, глядя на старый, грязный, весь в заплатах, с отставшей подошвой ботинок, какие называют «крокодилья пасть».

— Ну же! Мне некогда! Чего раззевался! Будешь чистить или нет? Негритенок — он не раз видел этого толстогубого сонного мальчишку — взял щетку и с видом глубочайшего презрения принялся чистить нищий башмак. Беппино уже раскаивался: сделал глупость. Завтра надо будет вернуться сюда, чтоб этот нахал увидел, кто он такой, в дорогих ботинках, вроде тех, что он видел в витрине на проспекте Сан-Жуан — подошва толстенная, точно как у Шелковой Рубахи. Он ничего не сказал негритенку. Даже не разбранил за плохую работу — низший класс, он-то знает технику! Но, расплачиваясь, со жгучим удовольствием высыпал в руки испуганному негритенку всю мелочь, какая у него оставалась, на чай, хоть сам никогда таких чаевых не получал, разве что один раз, под Новый год.

…Денег Беппино даже не стал считать. Душа у него рвалась из тела, хотелось бегать, смеяться. Он вспоминал потом, что, кажется, подпрыгнул, раскинув в воздухе черные от ваксы руки, как крылья. Кажется, все вокруг смотрели на него. Он испугался — а вдруг нападут и отнимут деньги! Выбежал на улицу. Увидел спешащих куда-то прохожих. Гора денег лежала у него в кармане. Ему хотелось схватить кого-нибудь за руки своими перепачканными ваксой пальцами, остановить, крикнуть, что у него есть четыре тысячи! Что делать? До сих пор он и не думал, что ему делать. Было уже около шести. Магазины скоро закроются. Быстрее молнии он влетел в ближайший, бельевой.

— Что тебе нужно?

— Галстуки… Рубашки…

— Подешевле?

— Нет! Подороже! Самые лучшие!

— За двенадцать, что ли?

Продавец указывал ему на простенькие ситцевые рубашки.

Беппино проглотил это оскорбление, обвел блуждающим взглядом прилавок:

— Вон ту.

— Да она сто двадцать стоит! — Продавец колебался: — Но если ты…

— Я заплачу! У меня есть деньги! — сказал Беппино гневно и торжествующе.

Засунув руку в карман, он вытащил пачку банковых билетов. И сразу его как стрелой пронзило: этот продавец подумает, что…

— Нет! Я не украл, нет! Это мои деньги! — И доверительно: — Мои! Я в лотерею выиграл…

Продавец иронически пожал плечами.

Новый приступ гнева охватил Беппино.

— Я не плут какой-нибудь… Я зарабатываю… Я хорошо зарабатываю… И поскорее, я спешу.

Он начал покупать все подряд, не глядя. Шелковые рубашки, дорогие галстуки, кальсоны, пижамы.

Пижама, по мнению Беппино, была верхом элегантности. У себя в каморке, под самой крышей огромного грязного дома, населенного беднотой, он хранил одну, старую, с оторванным карманом, котовую ему подарил один клиент.

Минуты бежали.

— Скорее, мне еще много покупок сделать надо! Готовое платье у вас есть?

— Нет.

— Так заверните, я тороплюсь.

— Куда послать?

Беппино хотел было дать адрес. Но подумал, что, если все эти вещи принесут на дом, его тайна раскроется, мать будет требовать денег… Он решился:

— Заберу с собой. Сейчас такси найму.

Выбежал, бросился на стоянку напротив, договорился с шофером, вбежал снова в магазин, схватил пакеты.

— Где тут поблизости готовое платье? — спросил, торопясь, чувствуя, что последние минуты истекают.

Продавец сказал. Беппино уплатил на бегу крупным билетом, пренебрегая мелочью сдачи, которую кассирша испуганно совала ему. И понесся в другой магазин, за углом. Наталкивался на людей, вызвал то же удивление, что в первом магазине, победил то же недоверие продавцов, навыбирал шикарной одежды.

— Какой девиз сегодня игрался? — спросил, улыбаясь, продавец.

— «Лошадь»!.. — сказал Беппино, ясно представив себе эту бестелесную лошадь, которая обрела теперь плоть и принадлежит ему безраздельно, на всю жизнь.

Перемерив все костюмы, он выбрал три.

— Надо немного ушить. Когда прислать?

— Мне они нужны сейчас же.

— Но они плохо сидят…

— Неважно… — отмахнулся Беппино, досадуя на новые препятствия. Он никогда не представлял себе, что костюм еще должен как-то «сидеть».

Продавец настаивал. Беппино согласился наконец взять сейчас один костюм, а остальные два оставить до завтра. И тут же надел на старую