находиться в хранилище только под присмотром секретаря. До ликвидации ведомства в 1790 г. ни один посторонний человек не был допущен в этот архив для исторических изысканий, и даже эрудиты вынуждены были пользоваться теми многочисленными, но весьма тенденциозными выборками, которые в изобилии делали сами парламентарии и которые отражали не столько реальную историю ведомства, сколько «мнение касты» и ее стратегии, хотя сегодня именно это могло бы стать предметом специального исследования[92].

Но и этого мало: архив Парламента на момент его перемещения в 1847 г. из Дворца Ситэ в отведенные Национальным архивам помещения (отели Субизов-Роганов) не имел ни одного указателя, и мы до сих пор не знаем, как они умудрялись быстро находить нужные им документы и отвечать на поступавшие от короля запросы.

Единственным ключом к архиву Парламента является уникальная коллекция Жана Ленена (1613–1698 гг.)[93], который, естественно, принадлежал к среде парламентариев. В эпоху всеобщего увлечения эрудитскими штудиями он сделал обширные извлечения из архива ведомства, — регистров «Совета», «Ордонансов», «Судебных слушаний». В итоге получился свод из 478 регистров, своего рода «регистры Парламента в миниатюре». Для удобства пользования этим собранием он составил предметный указатель: получилось 87 фолиантов, содержащих аннотированные указатели по различным «предметам»[94]. С целью проанализировать административную практику Парламента и формирование чиновного аппарата мною были изучены четырнадцать указателей: об учреждении Парламента, его палат и штатов, о перерывах в работе, о комплектовании и жалованьи, о его политическом авторитете, о чиновниках в целом, о президентах и советниках, о мэтрах Палаты прошений, об адвокатах и секретарях, о поданных Парламентом ремонстрациях, о рангах внутри корпорации, обо всех публичных церемониях, в которых он принимал участие[95].

Зачастую я ограничивалась указателями, не обращаясь к соответствующим регистрам. Например, факт проведения выборов был важен сам по себе, как и факт участия парламентариев в похоронах коллег. Не меньшее значение имеют и разъяснения самого Ленена к каждому из «предметов» истории Парламента. Они не только содержат ценную информацию, но и отражают «корпоративное мнение» парламентариев.

Особую ценность представляет собой указатель Ленена к содержавшимся в архивах Парламента сведениям о Палате счетов. Дело не только в том, что он относится ко второй по значению верховной курии королевства, чей архив уничтожен пожаром, но и в том, что сами регистры, касающиеся Палаты счетов, по-прежнему остаются в фондах библиотеки Национальной Ассамблеи и были, поэтому, мне недоступны[96].

Важные сведения о правах, компетенции и привилегиях канцлера Франции найдены мной в анонимной рукописи, хранящейся в Национальной библиотеке Франции[97]. Рукописное собрание хартий и королевских указов о привилегиях служителей Канцелярии существенно дополнило собрание ордонансов[98].

В исследовании мною использовались публикации из архива Парламента и других ведомств короны. Издание пяти томов «Дневников» секретарей Парламента по гражданским делам начала XV в. (Никола де Бая и Клемана де Фокамберга), где отражены взаимоотношения верховного суда с персоной монарха, комплектование, дисциплинарные проблемы, корпоративные стратегии, участие в различных политических акциях и процессиях и т. д., стало источником для изучения «системы в действии»[99]. Записи секретарей Парламента содержали их интерпретацию административных коллизий и политических событий, что придает им ценность в контексте данного исследования и сближает с трактатами правоведов и чиновников-практиков. Благодаря публикациям актов (приговоров и соглашений) по гражданским делам, а также первого регистра уголовных дел Парламента мне удалось выявить типы проступков и проследить динамику наказаний в сфере должностных преступлений служителей короны в столице и на местах[100]. Несколько дел, касающихся дисциплинарных норм, процедур комплектования и статуса служителей короны, найдены были мной в сборнике казусов из архива Парламента, касающихся служителей парижского Шатле[101]. Публикации бухгалтерских документов Казначейства и Палаты счетов дали возможность отследить размеры и периодичность выплаты жалованья, пенсионов и вознаграждений чиновникам[102].

Сведения об участии королевских должностных лиц в торжественных церемониях были мной дополнены специальным указателем извлечений из парламентских регистров, а также собранием о французском церемониале, сделанном Теодором и Дени Годфруа; важные детали относительно формы участия парламентариев в похоронах королей Франции сообщает «Церемониал похорон Карла VI», составленный, по всей вероятности, секретарем по гражданским делам Клеманом де Фокамбергом[103].

Наконец, некоторые ценные сведения, разъяснения и интерпретации были мной найдены в трактатах, написанных служителями короны Франции позднее, в XVI–XVII вв. Они дали возможность проследить преемственность основных компонентов в структуре института королевской службы в раннее Новое время. Прежде всего это «Собрание о королях Франции» Жана Дю Тийе, гражданского секретаря Парижского парламента, в котором автор трактует различные парадные церемонии, знаки власти и формы репрезентации королевских должностных лиц. Ценные теоретические размышления о властных прерогативах, формах идентификации и репрезентации королевских чиновников принадлежат перу парламентария Бернара де Ларош-Флавена, автора «Тринадцати книг о Парламентах Франции». Идейные основания института службы и оправдания привилегий магистратов представлены в трактате Венсана де Ла Лупа. И, разумеется, исследуемую тему невозможно себе представить без трактатов Шарля Луазо — адвоката Парламента и теоретика государственной службы, создавшего прочную идейную базу для оформившейся привилегированной группы профессиональных служителей власти: «Пять книг о правах службы», «Книга о сеньориях», «Трактат о чинах и простых достоинствах»[104].

Однако доскональное исследование административной практики всех ведомств и служб короны Франции выходит за рамки поставленных в данной работе задач. К тому же, это представляется невыполнимым на таком длительном отрезке времени и в столь широком охвате административной структуры. Обращение к административной практике преследовало цель обозначить параметры «структуры в действии», понять степень применения на практике законодательных норм.

Не следует при этом забывать, как это подчас делается, что даже архивы Парламента содержат далеко не все сведения. И не только вследствие пожаров и потерь или перерывов в ведении регистров: относясь к регистрам как к хранилищу «памяти государства», служители Парламента записывали не всё и даже что-то сознательно, по своим мотивам или по приказу короля, вымарывали впоследствии[105]. Факт избирательности сохранившихся в архивах ведомств сведений придает им особую ценность, поскольку за этим отбором стоят, в том числе, корпоративные стратегии служителей короны Франции.

Корпоративную интерпретацию административной практики раскрывают и созданные в исследуемый период юридические извлечения и трактаты, составленные самими служителями короны Франции. «Книга о правосудии и судопроизводстве»[106] была создана около 1254–1260 гг. на волне и в русле ордонансов Людовика IX Святого, текст которых даже воспроизведен в первой части рукописи. Трактат подробно характеризует компетенцию и полномочия всей структуры управления — от короля наверху до прево внизу иерархии. Новаторство трактата заключается в стремлении автора соединить обычное право с нормами права римского (прежде всего Дигестами и Пандектами)